Она втянула со всхлипом воздух и зашептала едва слышно:
— …я двигалась дальше. Хотела помочь им, правда, но… не сделала и шага в их сторону. Я не могла… и это неправильно. Ведь были те, кто смог. Были же?
Закусив губу, девочка замолчала. Пальцы до боли стиснули ткань юбки, сжатую в кулаках. Некстати вспомнился сон. Если обе сестренки здесь, значит, кто-то кого-то вытащил. Но как? Каждый сам за себя… или нет?
Лицо грена Лусара, слепок равнодушия, не выражало ничего. Глаза изучали бесстрастно, как подопытного зверька. Она и чувствовала себя этим зверьком, маленьким кроликом перед удавом. Но вот восковая маска дрогнула, губы сложились в участливую полуулыбку.
— Бедная девочка, ты дрожишь. Подойди ближе. Сядь.
Мужчина шагнул к ней, и Мия едва сдержалась, чтобы не отпрянуть. От него пахло мылом, травами и… кровью. Коснулся ладонью ее спины, легонько подталкивая к стене, у которой лежало бревно.
В лицо вновь дохнуло теплом и чем-то горьковато-сладким, дверь приоткрылась, высунулся грен Иртен. Щуплый, рыжий, вечно какой-то всклокоченный, по виду лет двадцати восьми, не больше.
— Лусар, ты скоро? Мы…
— Жди! — коротко оборвал его старший маг.
Рыжий скривился, но возражать не стал. Глянул с интересом на Мию, будто лишь сейчас ее обнаружив, губы растянулись в ухмылке, но снова ничего не сказал. Исчез за дверью.
А Мия опять ничего не увидела.
— Садись, — велел мужчина и, зачерпнув из бочонка, сунул в руки ковшик. — Пей.
Он смотрел внимательно, и девочка пригубила воду.
— Ты правильно сделала, что пришла ко мне. И тогда, при переходе, все было, как должно. Ты не могла им помочь. Ни ты, ни кто-то другой. Они были стары или слишком юны, чтобы выдержать такое. Ты — сильная, потому выжила. Не грусти о тех, кто остался, такова их судьба.
Он говорил медленно, будто не доверяя памяти, хотя русский выучил на удивление хорошо. Пробовал на вкус слова чужого языка, и голос, мягкий, как у заботливого дядюшки, обволакивал и расслаблял. Мия передернула плечами. Грен Лусар хищно втянул носом воздух.
— Ты хочешь, чтобы я помог?
— Я… да… не знаю. Прости, — пробормотала она, потупившись.
— И часто ты ходишь ночами?
— Что? Нет.
— Ты ведь чувствуешь что-то?