Жизнь текла своим чередом до того злополучного сентябрьского дня три года назад, когда его супругу Елену Кавелли сбила машина на оживленной дороге перед памятником Виктору Эммануилу.[16] Она серьезно пострадала, и ее доставили в клинику Агостино Джемелли с сильным внутренним кровотечением, немедленно начали экстренную операцию, но спасти не сумели. Водителя БМВ, который несся по дороге на бешеной скорости, так и не нашли.
Когда полицейские сообщили ему о смерти жены, он сначала даже не почувствовал боли, лишь через два дня она накрыла его с огромной силой. Женщина, которую он любил, с которой прожил в браке шестнадцать лет и объехал полмира, уже никогда не вернется. Следующие несколько месяцев Фонтана навещал его почти каждый вечер, часто под каким-то надуманным предлогом, и подолгу беседовал с ним, помогая вновь обрести жизненную опору. Кавелли был благодарен за то, что нашелся хотя бы один человек в мире, с которым он смог разделить свою боль. А теперь этот человек мертв. Умер от жажды в израильской пустыне. Просто в голове не укладывалось.
Наступили сумерки. Он попрощался с сестрами и медленно направился в сторону своих апартаментов.
VI
В ту ночь он спал мало, беспокойно ворочаясь с боку на бок.
Издалека донесся бой церковных часов — три часа ночи. Кавелли босиком вышел на кухню, повернул кран, подождал, пока из древней трубы потечет вода, наполнил стакан и выпил. Из открытого окна открывался вид на сад, который казался голубоватым в ночном лунном свете и выглядел почти сюрреалистично. Ему не давала покоя смерть Фонтана. Его не просто терзало ощущение утраты: хоть он и не мог ничего изменить, но, по крайней мере, хотел найти для случившегося какое-то разумное объяснение. Впрочем, возможно ли это объяснить? Конечно, кардинал раз или два заговаривал о том, что когда-нибудь посетит Святую землю, чтобы своими глазами увидеть места, где жил и проповедовал Иисус, но он всегда был человеком рассудительным. Это же совершенное безумие — приехать в незнакомую пустынную местность в одиночку и без воды. Все это совершенно на него не похоже. И для чего он надел в пустыне кардинальскую мантию? Мысли ходили по кругу, и Кавелли не мог ни за что зацепиться.
В половине шестого он не выдержал: сварил себе на старой газовой плите двойной эспрессо, натянул несколько поношенный спортивный костюм и вышел из дома. До ворот Святой Анны он дошел в обычном темпе. Говорят, что в последний раз в Ватикане бегом передвигались в 1809 году, когда церковное государство захватил Наполеон. Это, конечно, некоторое преувеличение, но именно что некоторое. Кавелли поприветствовал дежурного алебардиста швейцарской гвардии, который, с трудом подавив зевок, приветливо поздоровался в ответ.
Едва миновав ворота, он перешел на бег, стараясь, по совету своего спортивного врача, держать плечи расслабленными. В прошлом году он вынужден был к нему обратиться по поводу болей в спине. Со временем боли постепенно прекратились. Возможно потому, что он стал два раза в неделю заниматься рукопашным боем ринген[17] в маленьком подвальном клубе. Кавелли с удивлением открыл для себя этот требующий полной отдачи вид спорта, почти всегда превосходящий другие боевые искусства на турнирах по смешанным единоборствам. Впрочем, занятия ли послужили причиной исцеления или что другое — теперь было уже не понять.
Он пробежал с внешней стороны колоннад Бернини, мимо площади Святого Петра, куда в этот ранний час еще не пускали посетителей, по Виа делла Кончилиационе к Тибру, где привычно увеличил темп. Летом эта часть Рима казалась просто восхитительной. Уже рассвело, но улицы оставались тихими и пустынными.
Он продолжил свой бег мимо замка Святого Ангела, свернул налево, следуя изгибу реки и, наконец, перебрался по мосту Регины Маргариты к Пьяцца дель Пололо. Дальше Кавелли пересек площадь, поднялся по лестнице в парк Вилла Боргезе и двинулся к расположенному в низине ипподрому на Пьяцца ди Сиена. Здесь он сделал круг, максимально ускорившись, прежде чем отправиться в обратный путь неспешной трусцой. Обычно утренняя пробежка освобождала голову от дурных мыслей, но не сегодня…
VII
Дом Дуга Рирдена с видом на реку Потомак был, возможно, не самым большим и, конечно, не самым красивым особняком в Джорджтауне, но, вероятно, самым безопасным, что в наше время немаловажно. В шикарном жилом районе Вашингтона проживало много высокопоставленных членов правительства, которые уже в силу своей профессии нуждались в первоклассной защите. Дуг Рирден, однако, не работал на правительство. Теперь не работал.
Несколько десятилетий назад он организовал маленькую охранную компанию. Благодаря образовавшимся связям фирма быстро поднялась до самых высоких позиций в Мэриленде, что позволило ее основателю жить более роскошно, чем он когда-либо смел надеяться. Теперь его опыт в сфере безопасности пошел на пользу ему самому.
Каждое утро ровно в семь Рирден завтракал, облаченный в костюм с галстуком. То, что компанией уже почти шесть лет управлял его зять, а сам он теперь уже не так часто выходил из дома, не давало ему повода распускаться. Semper paratus![18] Все еще. Он налил в чашку дымящийся кофе из серебряного кофейника в стиле ар-деко, сделал маленький глоток и потянулся за утренней газетой, но в следующее мгновение вдруг сердито бросил ее на полированный стол из красного дерева.
— Проклятая мексиканская дрянь! Это же просто черт знает что такое!!!
Нет! Не надо так! Он постарался успокоиться. Марселла трудолюбива, честна и, самое главное, богобоязненна. По этой причине он нанял ее более двадцати лет назад и едва ли когда-то серьезно пожалел об этом. Но все, что касается газет, просто не лезет в ее мексиканскую голову. Почему она не может понять, что газета газете рознь и что между ними существуют серьезные различия? Уже не в первый раз она приносит ему не «Вашингтон таймс», а эту коммунистическую подтирку, которая называет себя «Вашингтон пост»!
«Вашингтонская ПРАВДА» — вот такое название ей подходит куда больше, подумал Рирден с презрением. У этого отвратительного пропагандистского печатного издания нет никакой другой цели, кроме как изо дня в день втаптывать Америку в дерьмо. Конечно, Америка не идеальна, но какое государство в принципе можно назвать идеальным? Вот зачем всегда распространять информацию, порочащую родную страну, а не писать в первую очередь о ее успехах и достижениях?! Началось все еще с Уотергейта. Этому подонку Бобу Вудворду понадобилось вытащить все грязное белье на суд общественности и тем самым в конечном итоге закончить президентство Никсона. После этого никто больше не вспоминал о его многочисленных заслугах, а только о скандалах. В конце концов ему пришлось освободить кресло для неудачника Джеральда Форда — человека, который, как говорили, не мог одновременно ходить и жевать жвачку. Несомненные изменения к лучшему! Спасибо тебе, Боб!
Боб Вудворд занимал одну из первых строк в списке людей, которых Рирден презирал от всей души, а это был весьма длинный список. Вудворд! Ко всему прочему, этот парень еще и жил всего через две улицы от него. Когда Рирден изредка видел его вдали, он сразу же переходил на другую сторону дороги. Голливуд еще и фильм снять об этом предателе ухитрился! С Робертом Редфордом в роли Вудворда. Редфорд! Еще один друг коммунистов. С какой стати все эти люди ополчились против Америки — самой великой страны в мире?
God’s own country![19] Смелые и набожные переселенцы создали свою страну буквально из ничего, и они же сделали ее самым могущественным государством всех времен. Даже сейчас Америка все еще самая сильная держава в мире, хотя вот уже несколько десятилетий она не переставая катится по наклонной, и это невозможно не замечать. Страна трещит по всем швам. В первую очередь это происходит из-за стремительного упадка христианских ценностей. Нынче христианство перешло к политике глухой обороны, и теперь многие едва ли не стыдятся публично заявить о своей религиозности.
Рирден знал наверняка, что исчезновение девиза: «In God we trust»[20] с купюр и монет — всего лишь вопрос времени. Он искренне надеялся, что не доживет до этого. Все шансы на это у него были — доктор Купер в лучшем случае давал ему еще три месяца жизни. Около одного миллиона четырехсот тысяч сигарет «Мальборо», которые он выкурил за последние шестьдесят два года, не прошли бесследно для его легких, и теперь ему предъявили счет. Ну даже если и так! Он достойно прожил жизнь и оставил в ней след, которым можно гордиться. Он сделал для своей страны больше, чем любой другой человек из всех известных ему, исключая двоих. И теперь, даже если конец уже близок, его совесть чиста. Рирден закурил сигарету и кончиками пальцев потянулся к газете «Вашингтон пост».