Книги

Долгая дорога к маме

22
18
20
22
24
26
28
30

Петр встал, за ним поднялись Виктор и Андрей.

— Было бы предложено, Михал Константиныч, — разочарованно сказал Петр. — Пришли к вам только из уважения. А с завтрашнего утра приступаем к скупке акций у ваших работников. Думаем, скоро останетесь без работы, по крайней мере, в этом тресте. Пока-пока!

И они строем вышли из кабинета.

Михаил Константинович остался один. Этот неприятный разговор расстроил его. Да что было приятного все последние годы. Крах политической системы, отсутствие строительных объектов. Только некоторые предприятия потихоньку развивались и, как результат этого, могли позволить себе небольшую реконструкцию производства. Используя прежние заслуги и связи, Карнаухову удалось влезть в эту нишу. А здесь новая напасть — акционирование. Огромный трест, большое количество начальников всех рангов. Каждому захотелось быть хозяином. Скандалы, интриги, заговоры. Все пришлось пережить, через все пройти, сохранив и оставив инженерный потенциал единым, но при этом и потери были огромными. Но даже при таком положении трест нашел свое место в строительном комплексе города и его доброе имя было у всех на слуху.

Но вот новая напасть. Михаил Константинович знал, что именно было привлекательным в собственности треста. Конечно, производственная база, вернее земля под ней. Четыре гектара земли рядом с Морским портом, две железнодорожные ветки — удобное место для организации терминала. Прием и отправление в любую точку по железной дороге продукции, что прибыла в порт! Другой ценности не было. Административный корпус или по-новому офис, переоборудованный из старого общежития, никому не нужен. Строительная техника? Кто ее купит, когда стройки стоят и многие башенные краны уже сгнили на недостроях. Есть еще одна, главная ценность, люди. Но это для Карнаухова. Тем, кто занимается скупкой, плевать на людей.

Значит опять «война», и совсем неизвестно, чем она закончится. У тех, кто положил глаз на землю треста — большие деньги, а у Михаила Константиновича только слово и желание жить и работать.

Через неделю угрозы «менеджеров» стали претворяться в жизнь. Заместитель Михаила Константиновича, в конце дня зайдя к нему, рассказал о последних новостях. Началась осада акционеров. Звонили по домашним телефонам, причем имели полное досье на каждого: адрес, состав семьи и проблемы в ней, и, разумеется, количество акций.

— И тебе звонили?

— Да, и что меня поразило, так эти полное знание нашего положения, анализ основных данных баланса. Сложилось впечатление, что кто-то из наших работает на них.

— Да ты чего? Реестр акционеров у меня в сейфе.

Позвали главного бухгалтера. Марина Петровна выслушала предположение руководителей:

— Удивляюсь я вам, мужики! И это вы-то спрашиваете, откуда кто-то знает о нас? Всем давно все это известно и не надо лазить в ваш сейф и в нашу бухгалтерию заходить. Список акционеров находится в регистрационной палате. Все там: количество акций, домашние адреса и телефоны. За три копейки вам дадут копию на все реестры. Балансы мы сдаем раз в квартал в налоговую инспекцию. Зайдите туда, ими забиты все коридоры, и денег не надо давать, бесплатно бери, никто не хватится. Поэтому тут чудес никаких нет, и крайних не найдешь. Я уже знаю, кто продал акции.

— Кто продал? — удивился Михаил Константинович, — это же невозможно сделать без Совета директоров.

— Вот чего не знаю, того не знаю. Но оформляют все через нотариуса, а его везут прямехонько домой к акционеру. Полный сервис.

Законы, которые пишутся в России, всегда можно обойти. Потому продажа акций в закрытых акционерных обществах, прописанная в законе, долгая и громоздкая, проходила на удивление быстро и просто. Акционер дарил свои акции, он имел право это делать как собственник.

Больше месяца каждый день Михаил Константинович встречался со своими акционерами. Было проведено два внеочередных собрания. Разговор везде один — идет скупка акций, не поддавайтесь на уговоры. Цель у скупщиков — прибрать собственность к рукам, а работа и интересы коллектива их не занимают. Разные лица он видел на работе: хмурые, злые, радостные, озабоченные.

Однако «телефонные агитаторы» тоже были не лыком шиты. Суть их уговоров сводилась к тем же аргументам: директор и его приближенные хотят прибрать организацию к рукам, им плевать на интересы акционеров, а новые хозяева, мало того, что платят за акции немалые деньги, они думают о людях и их будущем. Они уверяли, что работы коллективу хватит на десятки лет и называли адреса будущих строительных объектов.

Михаил Константинович обошел все возможные органы власти, но везде разводили руками. «Помочь ничем не можем, разбирайся сам», — такой был ответ. У Карнаухова сложилось твердое убеждение, что никому ни он, ни его трест не нужен. Его рассказ о том, что с людьми за акции расплачиваются наличными, никого не трогал. Даже знавшие его долгие годы начальники пытались поскорее закончить разговор, советуя обратиться еще куда-нибудь.

Беда надвигалась, как ледоход на реке. В такие моменты и в коллективе порядка не бывает. Те, кто продал акции, уже ничего не боялись и рассказывали всем, какие они умные, а кто будет хозяин, наплевать, они ведь сами никогда хозяевами не станут. Разгонят трест, город большой, во многих местах их головы и руки понадобятся. Все сводилось к одному: жди, когда последние дрогнут, и тогда большинством можно будет переизбрать директора и совет директоров. Что дальше будет, хорошо известно. Сколько таких организаций по стране погубили. В законе это называется — спор хозяйствующих субъектов. Вот и спорьте! А чиновники думают: налогоплательщик исчезнет — ерунда, страна большая, найдем других, а не найдем, так налоги поднимем.

В один из таких тревожных дней Михаил Константинович был на совещании в районе, а когда оно закончилось, и все потянулись к выходу, заместитель главы администрации, Иван Иванович, увидел его и поздоровался. Знакомы они были давно: на бюро райкома партии, где Ивана Ивановича за большую провинность исключали из партии, Михаил Констаинович, как член бюро, должен был принять уже готовое решение. Но он воспротивился и мало того, убедил и других членов не исключать, а ограничиться строгим выговором.