Книги

Дочь полуночи

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это подвал. Лестница автоматически сбрасывает сюда всех, кто ходит по дому без спросу.

— Это не просто подвал, — возразил Луи Сезар, пробираясь между ящиками к старому стеллажу, заставленному разноцветными бутылочками.

Дядюшка Клэр считал себя алхимиком, хотя так и не научился превращать свинец в золото. Впрочем, как говорила Клэр, он не умел и многого другого.

— Это твоя подруга сделала? — Луи Сезар взял один из изящных стеклянных фиалов голубого цвета, которые вечно напоминали мне слишком большие флаконы для духов.

— Она — нуль. Магией не занимается.

Француз принюхался.

— Магия здесь и не требуется. Это искусство.

— Не знаю, но на твоем месте не стала бы подносить склянку слишком близко, — заметила я.

Снаружи бутылочка была покрыта каплями, похожими на бусины. Пальцы вампира оставили отпечатки на отсыревшей пыли.

«Понятия не имею, что это сочится, но лучше перестраховаться, чем превратиться в ошметки. Наверное, надо было как следует объяснить Мирче, почему этот рыжий едва ли доживет до завтрашнего дня».

— Экспериментальные снадобья Пипа могут оказаться слишком... крепкими. — Это доказывали и разноцветные пятна на стенах подвала, который пережил множество взрывов.

— Искренне на это надеюсь, — как-то невнятно ответил француз.

К моему ужасу, он откупорил фиал и провел пальцем по мокрой пробке. Не успела я его остановить, как вампир уже поднес палец ко рту.

— Пип был алхимиком, — сообщила я, борясь с желанием отойти подальше. — Внутри может оказаться что угодно.

Он удивленно поднял темную бровь.

— Алхимиком? Разве их так теперь называют? Когда я посещал эту страну последний раз, в ходу было более интересное слово. Бутлегер.

Вампир снова принялся внимательно рассматривать полки, в точности как знаток вин в погребке. Я сощурилась, поглядела на груду металла в углу — вроде бы сталь. Внезапно многое обрело смысл.

— Так ты хочешь сказать, что в этих ящиках выпивка?

— Выпивка. — Он с наслаждением повторил слово, как будто смакуя звук. — Да, это я помню. Еще огненная вода, опохмелка и мое любимое — бухло.

Я уставилась на него, изумленная тем, как звучали подобные словечки при его акценте, и пронзенная осознанием того, что весь этот сленг почти вышел из употребления.