– Кто-нибудь еще это заметил?

– Может быть, кто-то и высказывался. Но я не припоминаю.

– А Максимий?

– Не могу знать, командир.

– Хорошо… – Легат сделал еще несколько пометок и, переместив палец к нижней части таблички, задал следующий вопрос: – Максимий приводил какие-либо доводы в пользу своего решения пуститься в погоню за налетчиками?

– Ему не было в этом надобности, командир. Он командовал когортой.

– Понятно. Скажи, почему, по-твоему, командир когорты проигнорировал предостережение центуриона Макрона и все-таки пустился в погоню?

Катон понимал, что сейчас ступает на весьма зыбкую почву и должен продумать каждое слово, прежде чем озвучить ответ перед легатом.

– Полагаю, он был взбешен расправой, учиненной варварами над гарнизоном крепости.

– Он солдат и наверняка видел мертвецов и раньше, разве не так?

– Так точно, но… кажется, командир гарнизона был его другом. Хорошим другом.

– То есть, по-твоему, он нарушил приказ, поддавшись эмоциям?

Катон замер. Скажи он «да», и его показания могут стать губительными.

– Не могу знать, командир. Не исключено, что центурион Максимий счел, что этот отряд может быть опасен для когорты, если нападет на нас с тыла, когда мы будем оборонять брод. Возможно, он стремился устранить угрозу.

– Возможно, – повторил за ним Веспасиан. – Но ты этого не знаешь, потому что он о такой угрозе ничего не говорил. Так?

– Так точно, командир.

Веспасиан фыркнул.

– Тогда придерживайся того, что ты знаешь точно, а не высказывай догадки.

– Прошу прощения, командир.

– Далее… Когда вы приблизились к броду и увидели, что вражеская армия штурмует остров, можешь ты сказать, что центурия Макрона оказывала врагу ожесточенное сопротивление?