– А где женщины?
Прежде чем Макрон успел ответить, прозвучал новый крик. Они вскочили и выбежали из наполненной трупным запахом хижины, испытав огромное облегчение, когда смогли глотнуть более чистого воздуха. Макрон сделал несколько глубоких вздохов, очищая легкие, и увидел у другой стоявшей неподалеку хижины легионера, призывавшего командира, размахивая метательным копьем:
– Еще тела, командир. Там, внутри.
Корд, опередивший его на несколько шагов, заглянул в хижину первым, замер, потом отступил от входа и повернулся к центуриону:
– Вот и женщины, командир.
– Мертвые?
Корд отступил в сторону.
– Сам взгляни, командир.
Макрон, хоть его с души воротило, заглянул в хижину и увидел в сумраке три обнаженных женских тела. Одно принадлежало почти девочке. Все три были убиты теми же колющими ударами, лица взрослых женщин покрывали кровоподтеки, а у одной из них отрезали грудь – на ее месте осталось жуткое кровавое месиво. У Макрона при виде этого кошмара сжалось сердце. Что здесь произошло? Сделать это могли лишь люди Катона, но он бы никогда ничего подобного не допустил. Во всяком случае, тот Катон, которого он знал… Вывод был прост: Катон более не контролировал беглецов. Или, промелькнула в сознании Макрона мрачная мысль, его люди распустились потому, что Катона с ними больше нет.
Глава 32
В последующие дни Каратак посылал за Катоном чуть ли не каждый вечер, продолжая удовлетворять свое любопытство, задавая вопросы. На второй вечер он предложил центуриону угоститься, и тот, не в силах совладать с голодом, уже готов был вонзить зубы в баранью ногу, но вдруг остановился. Дразнящий запах жареного мяса заполнял его ноздри, и ему стоило невероятных усилий опустить руку и положить угощение обратно на плоское деревянное блюдо, которое придвинул к нему по полу Каратак.
– В чем дело, римлянин? Боишься, что я тебя отравлю?
– Нет. Но раз мои люди голодают, должен голодать и я.
– Правда? – Каратака это, похоже, позабавило. – Почему?
Катон пожал плечами:
– Центурион обязан сносить все тяготы вместе с солдатами, иначе он утратит их уважение.
– Откуда они об этом узнают? Ты голоден. Вот и угощайся.
Катон снова взглянул на баранью ногу, чувствуя, как увлажняются его десны. Он представил себе вкус мяса, искушение накатило на него с ошеломляющей силой, которой невозможно было сопротивляться, но следом пришло шокирующее осознание того, что он слабый человек, не властный над собственными телесными потребностями. Не желая потакать слабости, Катон собрал всю свою волю, крепко сжал за спиной кулаки и в конце концов заставил себя покачать головой.
– Нет, пока мои люди голодают…
– Ну, дело твое, центурион.