– Он приходил поужинать, – напомнила я, скосив глаз на манящие ароматами блюда.

– О да, – спохватился кормилец, – ешьте. Приятного аппетита.

Медлить долее было выше моих сил: кроме невзрачной кашицы, на подносе дымилось румяное ребрышко упитанного барашка, обрамленное печеными яблоками. Повар отвалил мне также огромную порцию взбитых сливок и кисть винограда. Забрав поднос у нахального благодетеля, я попросту забыла о последнем. Дункан деликатно погрузился в чтение «Свода аномалий».

– Нашли что-нибудь интересное? Как обезвредить пифию, например? – полюбопытствовала я, когда поднос первозданно опустел, а мне изрядно полегчало и приятно потяжелело одновременно. Виноградную кисть из-за малой вместимости девичьего желудка пришлось оставить на закуску к будущему чтению.

– Да, – сказал Дункан, поднимаясь. Он смотрел на меня почти сурово.

– Вернемся к другому вопросу, – миролюбиво предложила я, слегка оробев пол его пристальным волчьим взглядом. Мелькнула мысль, что откормленная жертва, наверное, волкам предпочтительней. – Что вам от меня нужно? Надеюсь, не пророчество?

– У вас находится моя вещь. Верните мне ее.

– У меня?! Это вы о чем?

– О книге, которую вам передал мастер Альерг.

– Но это не ваша вещь! Вы ее украли из кабинета…

– Могу доказать свои права. Еще ранее она была унесена из библиотеки нашего магистрата. Возможно, случайно. Дайте мне ее.

– Только в присутствии мастера!

Удивительно, откуда у меня столько решимости, когда и пошевелиться невозможно от боли? Он же раздавит букашку одним пальцем!

– Я возьму сам.

– Попробуйте!

– Радона, я не хочу, чтобы вы пострадали! Не препятствуйте мне! Я должен!

Он в очередной раз совершенно преобразился и был страшен. Нос хищно заострился, глаза опустели, зрачки почти исчезли, превратившись в невидимые точки, радужка поблекла и заледенела, замерцав стеклянным блеском. И в этих стеклах плясал белесый туман, прорываемый иссиня-черными сполохами. Меня затрясло. Но не от страха перед нападением. Не от дыхания смерти, ожегшего лицо. Я предчувствовала ужас надвигающегося видения и не хотела его, не хотела входить в белесую скользкую жуть, кула меня затягивало, засасывало, как в трясину. Я не хотела ему подчиниться. Не могла. Не должна была.

И я нашла исчезающую, поглощенную туманом игольчатую точку зрачка и отчаянно скользнула туда, в единородную для всех глубь. В свое я. И отразилась. И, скользнув сквозь, разбила отражение, поскольку это была не я. И следующее, и следущее, и еще, и еще, мощь несущего меня потока нарастала, пока не взорвалась солнечным шаром…