– Зачем?

– У тебя еще не все дела закончены в крепости.

– А разве я не в Гарсе сейчас торчу перед зеркалом?

Она нахмурилась и проверила мой лоб: не жар ли у несчастной.

– Нет, не в Гарсе. Ты в замке Аболан.

– Не может быть! – опровергла я очевидное. – Не верю!

– А что может убедить тебя в достоверности?

Я подумала над этой странной задачей и призналась, что теперь, наверное, уже ничто не убедит. Вот если бы прежде волшебная палочка посодействовала перемещению или заклинание какое-нибудь…

– Зачем тебе – тебе! – заклинание?! – еще более изумляясь, всплеснула руками матушка. – Нужны только воля и вера! Но если ты не можешь обойтись без внешних красот, которые только для того и предназначены, чтобы обрести веру в себя… Я научу тебя одному заклинанию.

– С кровью? – подозрительно спросила я, вспомнив страницы магических пособий, где во всех семиэтажных заклинаниях перемещения надо было кого-нибудь прирезать, чаще всего себя.

– Ни в коем случае! – Матушка брезгливо сморщилась. – Кровь связует тебя с миром, а нужно, наоборот, эту связь разъять. Именно разъ-я-ть. Обойдемся словом.

Я замерла в ожидании. Затихла даже муха на оконном стекле, оторопело обследовавшая, почему так хорошо видимый мир вдруг стал странно недоступен. Но леди молчала, испытующе глядя из-под густой бахромы ресниц. Молчание затягивалось. Я начала нервно суетиться:

– Мама, я слушаю!

– Разве? – мягко улыбнулась она. – Ты глазеешь, а не слушаешь.

Я снова навострила уши и всё остальное, имевшееся в наличии. Мир медленно цепенел.

Тишина нарушалась только биением сердца.

Биение сердца прерывалось тишиной.

И сердце, всё отчаянней толкавшееся в густое, как смола, молчание, вдруг пробило брешь в невидимой преграде. Я выпала прочь, на лету уловив звякнувшее стеклышком слово: «Азэйсм!»

Прочь, в никуда, в нигде.

Я потерялась. Перепугалась и стремглав шмыгнула обратно, пока эта жуть не схлопнулась, изъяв меня из… везде. Везде – это где? Поконкретнее, пожалуйста. Тело бы какое-нибудь! Желательно моё собственное. Место бы для тела! Твердь!!!