Книги

Добро. Вторая часть

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну конечно! – Ответил мир, раскрывая себя оправданием. – Вы таракашки перерыли меня с головы до ног, пока главный художник шарится по черным комнатам, не зная, где выход.

– Так, – возмутился я, будто меня застукали в моей профнепригодности. – Я изучал структуру. Познавал то, что нам всем в дальнейшем пригодиться.

– Кому это нам? – Спросил песок. – Нам и здесь хорошо. Мы не собираемся летать по мирам, где неизвестно, что может случиться.

– Вот, вот! – Крикнул мир, как будто совсем перешел на человеческие эмоции. – Вам и здесь хорошо! Им тут хорошо. А папой меня признавать не хотят. Сейчас вам с бабочкой-медузкой, с разнообразными ручками, я выпишу билет в другой мир. И тогда вам потребуются навыки перемещения. Будете, все втроем шкрябаться в черной комнате, пока щель не поглотит вас.

– И вовсе я не шкрябался. – Обиделся я, возможно полюбив обиду, отпуская юмористическую составляющую нашей беседы. – Я же поясняю, я изучал сложные алгоритмы перемещения. Которые вам, болтунам, никогда не понять.

– Кому, это вам? – Крикнули они оба. – Процесс мироздания, уже несет в себе абсолютно все алгоритмы, что только существуют.

Я отвернулся, и направился к дому.

– Давай, давай, – крикнул вдогонку мир, – поковыряй оконную щель. Может быть на этот раз окно откроется, и ты вывалишься из него, в него. Еще в какое-нибудь окно, не отличающееся от этого. Но не забудь, ты всегда будешь искать меня. С меня все началось. А соответственно, папу нужно искать, начиная с меня.

Они растворились в пространстве.

Я шел и думал, что насколько портал сквозит эмоциями миров. Именно, миров, а не только земли. Ведь на земле, я не вел себя так. Только в переходные моменты, когда разум начинал скучать по общению. А это было большой редкостью. Скорее всего, по внутреннему состоянию, я больше походил на новый мир. Где все, есть – любовь. Тишина и спокойствие.

– Хотя, кого я обманываю? – Подумал я, когда совсем близко подошел к дому. – Я, как и любой человек, да и наверно, как любое существо миров, постоянен в своем разнообразии. Иными словами, я хаос мироздания. А возможно, я все тот же фантазер, и валяюсь у себя на кровати в квартире, на земле, и спорю сам с собой. И спор вытек из дружеской беседы.

Странно, я все это говорил, но находился в своих мыслях абсолютно серьезно. Прогоняя их по многу раз, и обсасывая, каждую по отдельности. Мне даже и в мою полупрозрачную голову не приходило, что нужно относиться ко всему с юмором, без важности.

– Теперь я понимаю! – Сказал я. – Почему папы здесь нет. Он наверно понял, что, оставаясь в созданном, ты возвращаешься назад, в старое. И новый мир, впоследствии, стал еще одной его личностью. Как земля и люди, для тамошнего бога. Новый мир хорошо умеет успокоить человеческое сердце, показывая сквозь всех, что ты, и есть – все. Но ему, как и любому другому миру, неподвластно успокоить ум. Если только, на время.

Я шел, и нес философскую чушь. Которая не подходила ни мне земному, маленькому мальчику, ни мне новому миру, ни волшебному песку. Я настолько закружился в трубопроводе чувств, что породил новое существо.

– Благо, оно навечно останется в пустыне уныния! – Думал я, понимая о своем сотворении нового существа.

Я подошел к дому, и стал ковырять пальцем стену. Как предсказывал новый мир. У меня даже пальцы проявились так, что оказались твердыми, как на земле.

– Но новый мир прав! – Подумал я, остановив нервную привычку. И пальцы сразу же исчезли. – Искать папу нужно, начиная отсюда. И зачем весь этот диалог случился. Теперь и не поговорить ни с кем.

Я прислонился к дому. Абстрактная коробка стала трансформироваться, превращаясь в настоящий дом. От стен повеяло холодом бетона.

В тот момент я испытал самый глупый, но в тоже время, бесконечно серьезный ужас земли. По сравнению, с которым, страх в черной комнате был пустяком. Я испытал одиночество. То гадкое чувство, которое проецирует разум. Скрывая истинную правду, что унылая эмоция кормит его любовь к разнообразию.

Не то одиночество, к которому идет поэт, чтобы творить рифму. А одиночество, которое называется одиночеством. Лишь для того, чтобы его заметили, и по нему всплакнули.