— Все хорошо, — выдавливаю я, стараясь игнорировать вопли в моем ухе, и плюхаюсь на ближайший стул.
— Я вызову машину, — говорит дядюшка Билл тетушке Труди. — Все должно закончиться не позже пяти.
— Останови их! Останови их! Останови их!
Голос девушки срывается на пронзительный визг, у меня закладывает уши. Вот так и становятся шизофрениками. Теперь мне ясно, почему люди пытаются убить президентов. Я не могу от нее отвязаться при всем желании. Она как сирена воздушной тревоги. Этот крик невозможно больше выносить. Я сжимаю голову, пытаясь заглушить вопли, но все без толку.
— Остановитесь! Остановитесь! Вы должны остановиться…
— Ладно! Я скажу им! Только заткнись! — В отчаянии я вскакиваю. — Подождите! Остановитесь, пожалуйста! Мы должны прервать похороны!
Все семейство дружно замирает, глядя на меня. Священница нажимает кнопку на спрятанной в стене деревянной панели, и орган смолкает.
— Остановить
Я молча киваю. Честно говоря, чувствую себя полной идиоткой.
— Но почему?
— Я… э-э-э… Полагаю, ей еще не пришло время отойти в лучший из миров.
— Дорогая, — вздыхает папа, — конечно, ты не в лучшей форме сейчас, но… — Он поворачивается к пасторше: — Я прошу простить нас. Моя дочь в последнее время немного не в себе.
— Дело вовсе не в этом! — протестую я, но все меня игнорируют.
— Ага. Я понимаю, — сочувственно кивает пасторша. — Лapa, сейчас мы закончим похороны, — объясняет она мне как трехлетке, — а потом попьем чаю и поболтаем по душам. Как вам такое предложение?
Она нажимает кнопку, органная музыка возобновляется, минуту спустя гроб со скрипом начинает двигаться, еще немного — и он исчезнет за занавеской. Позади я слышу глубокий вздох и…
— Не-е-е-е-т! — раздается мучительный вой. — Не-е-е-т! Остановитесь! Остановитесь немедленно!
К моему ужасу, девушка подбегает к постаменту и пытается спихнуть гроб. Но руки ее бессильны, они просто проходят насквозь.
— Пожалуйста! — Она бросает на меня отчаянные взгляды: — Не позволяй им.
Тут меня охватывает самая настоящая паника. Я понятия не имею, откуда взялось это привидение и что все это значит. Но оно кажется таким живым. И страдает оно по-настоящему. Не могу же я безучастно наблюдать за этим.
— Нет! — кричу я. — Остановитесь!