— Боже… — закатила я глаза.

— И тебе самой уже пора перестать быть девочкой. Ты ведь меня понимаешь?

— Нет, не понимаю, — бушевал во мне протест. Моя родная мать учила меня плохому.

— Ты женщина. Я в твоем возрасте уже беременной ходила.

Не знаю, чего хотела добиться мама, но эффект от ее слов был строго негативный.

— Ну и чем ты хвастаешься? — вырвалось у меня, как я ни старалась промолчать. — Скажи мне, чем ты хвастаешься? — Между нами опять назревала ссора. И если бы не море людей вокруг, мы бы уже давно перешли на крик, а потом бы я хлопнула дверью, оставив маму в гордом одиночестве.

— Как ты смеешь говорить такое матери?

— Ну а что, я не права? Ты не получила образования и вообще не была готова к этому. Не была готова к ребенку… Да я ведь из-за этого…

Во мне зрела буря несогласия. Ведь другие люди не знали, как бедно мы жили все эти годы — мы жили в нищете, в самой натуральной нищете. Но посетители кафе об этом не знали, и поэтому они были уверены, что я беспричинно грублю своей маме, своему главному в жизни человеку. А это запрет, настоящее табу, коих в моем детстве было множество. Нельзя дружить, нельзя ходить на дискотеку — надо только учиться и получать хорошие отметки. А что теперь, ради чего все это делалось? Чтобы взять и отказаться от мечты?

— Добрый день, — сказал нам улыбчивый официант. Но его улыбка не растрогала ни меня, ни маму. — Уже определились, что будете заказывать?

Мама уткнулась в меню, а я саркастично ответила:

— Мне, пожалуйста, американо с молоком и розовые очки.

— Что? — не понял парень в белой рубашке. — Извините… Розовые очки?

— Моя мама хочет, чтобы я их надевала, когда разговариваю с ней.

— Какая же ты дрянь… — криво улыбалась мама. — Ты никогда не ценила моей жертвы. Только о себе всегда думала. Я то, я се… А что мама? Ты обо мне хоть когда-то подумала? Считаешь, только тебе одной надо учиться? Я вот тоже ничего не кончала, потому что в памперсах по уши сидела. В твоих ведь памперсах. Причем одна, — подчеркнула она гордо, хотя я слышала эту фразу всю свою сознательную жизнь. — Без мужика.

— Да если б ты хотела, то пошла бы заочно. В этом нет ничего тяжелого. Было бы желание.

Но у мамы всегда есть отговорки.

— Думаешь, многие из тех, кто учился заочно, работают потом по специальности? Сколько каждый год выпускается юристов? А бухгалтеров? А инженеров? А филологов? — загнула мама четыре пальца, а потом кольнула меня в больное место. — А врачей?

— Хватит! — психанула я. — Хватит, мама, хватит! Я буду врачом и точка!

— Ага, будет врачом она, конечно… Будешь так всю жизнь посудомойщицей работать.