В данный момент капитаны военных галер, которых допрашивали (пока достаточно мягко), демонстрировали прискорбный недостаток интеллекта. Может, они и знают ветра и береговые линии, но в этой палате они заблудились, думал герцог. Он с грустью вспомнил великих капитанов своей юности. В последнее время это случалось слишком часто.
Принимая во внимание унизительные события в Сеньяне, стоит ли удивляться их страху? Страх заставлял некоторых людей бушевать, словно стремясь перекричать ужас, так некоторые поют грубые кабацкие песни, проходя ночью мимо могилы у перекрестка дорог.
Каждый капитан обвинял другого в грубом просчете. Каждый понимал, что сегодня рискует своей карьерой, если не жизнью. Палата Совета – это не та комната, куда с радостью приходят после наступления темноты. Лица капитанов освещали фонари по обеим сторонам того места, где они стояли, а выражение лиц герцога и членов Совета, сидящих за столом в форме буквы «П», скрывали тени. Пламя и тень – в помещении это внушало ужас.
У Серессы было много времени, чтобы усовершенствовать свои методы. Вопросы, заданные из темноты, действовали сильнее. И все знали, что в тюрьму можно пройти прямо из этой палаты: через дверь позади кресла герцога, потом через маленький канал, по высокому, мощенному камнем закрытому мостику с забранными железными решетками окнами, потом вниз по ступенькам в камеры из холодного, мокрого камня и в палаты, где умелые люди задавали трудные вопросы.
Все жители города могли видеть этот мостик, когда приближались к дворцу и к большому святилищу. Напоминать о власти полезно. В мире, полном угроз – в том числе и внутренних угроз, – никаким правителям не следовало показывать слабость. Их долг перед республикой ее не показывать.
И все же… и все же, кажется, эти две военные галеры, отправленные – с немалыми затратами – в конце зимы с задачей заблокировать и уничтожить один маленький пиратский поселок, выявили большую слабость Серессы и ее Совета Двенадцати, слабость такой степени, что это могло вызвать насмешки.
Возможно, Совет сделал ошибку, отправив их туда. Предпочтительнее было бы возложить вину на капитанов. Герцог Риччи вздохнул. Он уже устал, а после этого дела им предстояло рассмотреть и другие.
Оба капитана говорили (иногда в один голос) о невозможности выполнить поставленную им задачу. Море там слишком мелкое. Рифы. Скалы. Опасный северо-восточный ветер. Непредсказуемые течения. Приказ не высаживать отряд для подхода со стороны суши из-за императора в Обравиче. Как трудно осуществить полное эмбарго на продовольствие без помощи сухопутных сил. Вечная проблема наемников, слишком долго томящихся без дела на кораблях…
Все это даже может быть правдой, думал герцог. Чистая правда, что они запретили высадку. Гадюки Сеньяна живут (кишат!) за своими стенами на землях, которыми правит Священный Император Джада. Новый посол Серессы в Обравиче зимой прислал зашифрованное послание, в котором дал понять, что император Родольфо, как бы эксцентричен он ни был, не склонен (или его советники не склонны) разрешить республике атаковать город, которым он правит.
Этого они не могли проигнорировать. Пираты представляли собой чудовищную, огромную, возмутительную угрозу торговле, но они не стоили войны. Тройная граница на том направлении сама по себе была мрачной, трудно преодолимой проблемой. Но все равно…
Все равно, думал герцог, какое унижение, что один человек –
Этот человек сейчас находится в Серессе, он вернулся домой вместе с галерами. Сегодня днем ему позволили сидеть в присутствии членов Совета по причине его состояния. Состояние было плачевным: эти варвары отослали его назад, лишив обеих рук ниже локтя. Они их отрезали и прижгли раны. Поразительно, что шпион остался жив. Должно быть, в этом Джадом забытом городе есть знающий лекарь, подумал герцог, или этому человеку просто повезло. Хотя, если подумать, «повезло» – не то слово, которое можно применить к нему теперь.
Ему надо будет дать небольшую пенсию, подумал герцог. А также распорядиться, чтобы его держали подальше от людских глаз. Его состояние напоминает об этом прискорбном эпизоде, и так будет всегда. Возможно, его можно отослать на Кандарию. Хорошая идея. Герцог сделал для себя запись на память. Он предпочитал сам делать заметки себе на память.
Ясно, почему их шпиону разрешили вернуться с галерами: сеньянцы хотели, чтобы об этом все узнали. Скоро об этой истории будут говорить в Обравиче, если уже не говорят, потом в садах и дворцах великого калифа Ашариаса. Герцог опять поморщился, представив себе это. Новость уже дошла до Дубравы. Эта история донесется до короля Феррьереса, до Эспераньи, Карша, Москава…
Слишком забавная история, чтобы ее не рассказывали во всем мире и не смеялись над ней. Женщина, женщина в одиночку раскрыла заговор серессцев (устроенный этими мастерами обмана и хитростей!) и убила всех подосланных ими людей. Затем она захватила их лодку и привела ее к берегу с тремя убитыми на борту, оставив других мертвых в море.
Если вы – львы, а в мире есть и другие львы, насмешка может быть убийственной.
Военным галерам приказали вернуться. Они не только провалили свое задание, но и сделали это с таким треском, что теперь республике грозят новые опасности. Герцог ощутил горечь во рту. Он попытался вспомнить, что ел в последний раз. Выпил немного вина.
Гибель горстки людей во время ночной вылазки – мелкое происшествие, не способное нарушить равновесие мировых событий. Однако в данном случае это может произойти. Может быть, Совет действительно совершил ошибку, когда одобрил этот план уничтожения гадюк в их гнезде.
Капитан Дзани, который отправил к острову лодку, продолжал настаивать, что им устроили большую засаду. Что в бухте их ждали лодки из Сеньяна с большим количеством людей. Что иначе невозможно объяснить случившееся. Что их шпион в городе наверняка ошибся в своем отчете сегодня утром – при всем должном уважении к мужеству и страданиям этого человека, разумеется.
Второй капитан, как и ожидал герцог, подтвердил рассказ шпиона и дошедшие из Сеньяна известия. Он-то не посылал ночью никакой дурацкой лодки. Он старательно выполнил поставленную ему задачу, заблокировал южный канал у острова Храк.