— Ты так долго ходил, — заметила Ферн.

— Я встретил викария. Славный парень. Его зовут Динсдэйл, Гас Динсдэйл. Пригласил нас на чай и посоветовал сходить на могилу Эдварда Кэйпела. Он похоронен здесь, у местной церкви. Я согласился, все равно нечего делать.

— Сходить на кладбище и попить чайку с викарием, — сказал Уилл, — что за славный уик-энд.

Остаток утра они провели, обследуя дом. Ферн нашла щетку с длинной ручкой для обмахивания паутины и древний пылесос, который ревел, как маленький ураган. В гостиной она передвинула идола на такое место, где он не мог бы попадаться на глаза каждый раз, как входящий открывал дверь. Идол был намного тяжелее, чем она себе представляла, и камень оказался грубым и холодным на ощупь.

Робин стал разглядывать картины на втором этаже и заметил, что парочка мрачных пейзажей и портрет маленькой девочки с куклой могут кое-чего стоить. Уилл, разочарованный тем, что в темноте сводчатого подвала не нашлось ничего интересного, кроме нескольких бутылок бургундского, был вознагражден обследованием чердака, где среди колонии пауков он увидел разбросанные в беспорядке всевозможные старинные вещи и даже окованную железом шахматную доску, которая могла когда-то принадлежать пиратам. Уилл очень разволновался, обнаружив, что доска заперта и ключа поблизости не видно.

— Поищи ключ, хоть чем-то полезным займешься, — сказала Ферн, которая, ударившись о притаившуюся скамеечку для ног, решила, что на чердаке нет ничего занимательного. Она была уже слишком взрослая, чтобы охотиться за сокровищами.

— По-моему, это очень интригующее место, — заявил, оглядывая чердак, Робин. — Тут можно кое-что найти, например какие-нибудь семейные реликвии или давно потерявшиеся предметы искусства…

Похоже, этот стул — работы Чиппендейла. Жалко, что он сломан. Здесь света мало. Надо взять фонарик, Ферн.

Они спустились вниз как раз к ланчу, и тут прибыла миссис Уиклоу, которая принесла еду. Она довольно сухо поздоровалась, при этом ее лицо было почти таким же каменным, как лицо идола. Но от блюда с едой поднимался приятный запах, и Ферн решила, что она просто не может быть милой и любезной с вторгшимися незнакомцами.

— Адвокат сказал мне, что капитан был вашим двоюродным дедушкой, — сказала она Робину.

— Вы, наверное, скучаете по нему, — предположила Ферн.

— Он был хорошим человеком, — ответила миссис Уиклоу, — но очень уставшим от жизни. Он стал старым, и ему это так не нравилось! Он не мог даже ходить на прогулку, как прежде. Люди обычно хотят пожить подольше, но я не думаю, что это уж так-то хорошо. По-моему, нет ничего хуже, чем пережить своих близких и друзей. А капитан сильно переменился с тех пор, как умер его пес.

— А он был настоящим капитаном? — спросил Уилл.

— Да, был. Объехал весь мир. Не знаю, право, как он себя чувствовал, когда стал, как он говаривал, «сухопутным». У нас, конечно, берег тут рядышком. Он частенько ходил посмотреть на море, а уж возвращался оттуда прямо как сумасшедший. Лично я

не доверяю морю: оно выглядит голубым да ласковым, а вода всегда холодная, да еще неизвестно, что там под водой прячется.

— Он, наверное, привез много разных вещей из своих путешествий, — сказал Уилл. — Кстати, может быть, вы знаете, где ключ от той большой шахматной доски, что лежит на чердаке?

— Да где угодно, — пожала плечами миссис Уиклоу. — В этом доме так много всякой всячины, побольшей части мусора. Он не велел выбрасывать ни одной вещички. Ключ может быть где-нибудь в секретере в кабинете или в шкафчиках в спальне.

— А какая комната была спальней капитана? — не отставал Уилл.

— Та самая, в которой теперь расположился мистер Кэйпел, — ответила миссис Уиклоу.

— Называйте меня Робин, — попросил Робин, — а то «мистер» звучит слишком официально.