Книги

Держитесь подальше от театра

22
18
20
22
24
26
28
30

– Спасибо, не курю, бросил.

– Прости, забыл.

Прокуратор прикурил сигарету.

– Иван Анатольевич, вы же трубку курите, – удивился Филипп.

– Прости, нервы ни к черту.

– Успокойтесь, вашей вины здесь нет. На казни настаивал синедрион.

– К черту синедрион! – внезапно войдя в образ, возмутился прокуратор. – Если бы я хотел тебя помиловать, бродяга, никакой бы синедрион меня, Понтия Пилата, всадника Золотое Копье, не остановил.

– Иван Анатольевич, что вы так близко принимаете к сердцу? Ну, автор немного нафантазировал, но как гениально. Да и евангелисты…

– Да что евангелисты?! Там не все так просто. Существует какой-то подвох.

– Перерыв окончен, все по своим местам, – крикнула помреж Татьяна, высунув голову в дверь.

Филипп вдохнул полной грудью порцию весеннего городского кислорода и решительной походкой направился на сцену.

– Эх, пивка бы сейчас! – смахивая пот с лица, с сожалением крякнул Иван Анатольевич и, гася сигарету, непонятно почему, вспомнил пестро раскрашенную будочку с надписью «Пиво и воды» на Патриарших прудах. Но время прошло и вместо столь памятной всем москвичам будочки, где, за неимением пива и нарзана, пили теплый абрикосовый сок председатель МАССОЛИТа, редактор толстого художественного журнала Михаил Александрович Берлиоз, с молодым спутником – поэтом Иваном Николаевичем Поныревым, пишущим под псевдонимом Бездомный, зияло пустое место.

Несмотря на все это, весна продолжала буйствовать. Вокруг все цвело и благоухало. И почему-то в это время с людьми происходят разные странности. Одни оживают, как цветы от зимней спячки, другие, от смены температуры и давления, наливаются злобой и ненавистью. Поэтому в атмосфере происходит постоянное колебание положительной и отрицательной энергий. Но в этот субботний весенний день, наверное, преобладало больше положительной энергии, потому что люди, гуляющие на Патриарших прудах, были очень доброжелательными, улыбчивыми и дети проживающих здесь же, в элитных домах, слушались родителей, не капризничали, а весело играли и звонко смеялись. Надо сказать, что и район Патриарших прудов очень изменился, до неузнаваемости. Шикарные дома, накрепко огороженные чугунными решетками, подземные гаражи, дорогие машины. Все, как говорится, для человека. Не зря говорили большевики: «кто был ничем, тот станет всем». Можно даже позавидовать. Но всем завистникам, конечно, здесь места не хватает. Поэтому иногда, наверное, и начинает в этом месте преобладать отрицательная энергия и происходить всякие чудеса. Сами Патриаршие пруды изменились не очень, просто их немного уплотнили громоздкими и нелепыми скульптурами, невесть кем и зачем посажены на детской площадке. Но главное то, что здесь еще осталась какая-то, уже неуловимая, атмосфера прошлого, которая волнует душу и уносит наше воображение в мир иллюзий.

Упитанный человек, маленького роста, лысеющий, с порочным лицом, одетый в дорогой солидный костюм, сидел за столиком в ресторане «Обитель на Патриарших» и без всяких иллюзий смотрел в окно, с удовольствием прихлебывая из фирменного бокала любимое, покорившее сердце и желудок, темное густое пиво «Velkopopovicky kozel» 1874 г. со специфическим фруктовым ароматом с шоколадными нотками, поставляемое непосредственно из Чехии, т. к. нашему, выпускаемому по лицензии в Калуге, он не доверял, зная наверняка, что что-то добавят или разбавят. Перед ним на столе стояло несколько уже опустошенных бутылок с симпатичными наклейками «Велкопоповицкий козел» (написано, естественно, на иностранном) и картинкой, согласно легенде, нарисованной заезжим французиком, попробовавшим пива, и на волне вдохновения изобразившим козла с кружкой. Хочу сразу заметить, уважаемый читатель, что слово «козел» надо читать, делая ударение на первый слог, а не так, как принято у нас, имея в виду конкретное лицо. Да имеет ли какое-то отношение к пенистому пиву рогатый скот? История умалчивает. Видать, и здесь кроется какая-то чертовщина.

Напротив него сидел голубоглазый, скромно одетый молодой человек неопределенного возраста и тоже пил, но уже кофе – капучино, со взбитыми сливками. Падающий из окна солнечный луч освещал худощавое с тонкими чертами лицо, с короткой бородкой и длинными, слегка курчавыми каштановыми волосами.

– Дела, дела, дела, – заговорил упитанный, смахивая пот с лица, – доллар растет, евро растет, рубль дешевеет и цены растут. С одной стороны, плохо, – он обернулся к собеседнику, – с другой, можно хорошо наварить.

– Опять кого-то «обуть»?! – то ли спросил, то ли ответил молодой человек.

– Сема, не надо грязи. Я просто рассуждаю, а ты – обуть, обуть. Не раздражай меня, – он снова повернулся к окну, долго смотрел на пруд. Мысли роились в голове, словно комары на болоте. По наглому лицу пробежала легкая усмешка, и, обернувшись, он спросил: – Действительно, а что, может, еще жилой массив построить? Сейчас деньги понесут мешками, боясь инфляции.

Сема, чтобы не попасть впросак, пожал плечами.

– Ну ладно, – бросил упитанный. – Пошли на свежий воздух. Где этот халдей? – он повернулся в сторону официанта.