В десять часов торжественный ужин закончился, и Ронни – вместе с Льюисом – покинула зал. Лучезарная улыбка застыла на ее лице. Голова кружилась от бесчисленных знакомств с совершенно неинтересными ей людьми. Пальцы болели оттого, что она слишком часто стискивала их.

– Вы бесподобно держитесь, – прошептала ей на ухо жена одного из сторонников Льюиса и поцеловала ее в щеку.

Жена судьи, только как же ее зовут? Ага, Джо-Энн Хиллс. Они уже встречались однажды, и в тот раз миссис Хиллс говорила с Ронни ледяным тоном.

Она была сверстницей и приятельницей Элеонор.

Нельзя не признать, что публичный скандал заметно смягчил отношение местных дам к Ронни. Они стали смотреть на нее с сочувствием, особенно жены других политиков. Ронни иногда казалось, что этим несчастным женщинам точно так же приходится постоянно лицемерить. Лицемерие каждый день. Давным-давно кто-то мудрый заметил, что политика – дело грязное.

Во всяком случае, если воспользоваться терминологией Куинлана, она стала “одной из них”. Женщина, которой живется так же нелегко, как и всем прочим.

Прощаясь, Льюис радушно пожал руку Джону Хейдену, магнату пищевой индустрии, а Марта Хейден запечатлела на щеке Ронни обязательный ритуальный поцелуй. Ронни настолько привыкла к своей роли, что смогла произнести все необходимые по сценарию слова на автопилоте.

– Льюис, не забудь напомнить им там об инспекции, – весело прокаркал Хейден, хлопая сенатора по спине.

– Джон, я затем и еду в Арканзас.

Ронни против воли залюбовалась Льюисом, излучавшим дружелюбие и обаяние. Высокий, широкоплечий, он всегда казался добродушным, одним словом, своим парнем. Да он таким и был. Но сторонний наблюдатель не смог бы догадаться, насколько пуст внутри этот человек, насколько он не способен к глубоким человеческим отношениям.

У Льюиса есть только внешность. И напрочь отсутствует душа.

Разумеется, он не стал подавать на развод. Ситуация, в которой он оказался, вполне его устраивала.

Наконец они миновали массивную дубовую дверь и спустились с крыльца. Их уже поджидали автомобили, два больших черных лимузина.

На одном из них Льюис отправится на аэродром, откуда ему предстоит вылететь на частном самолете в Литл-Рок, на совещание, посвященное животрепещущим проблемам птицеводства. На втором лимузине Ронни со своей свитой поедет в отель “Хайетт”, где уже забронированы номера. На следующий день было запланировано ее выступление на официальном завтраке для дам в университете. Во второй половине дня она даст интервью местной газете и телевидению.

– Солнышко, я тебе завтра позвоню.

Льюис небрежно поцеловал Ронни в щеку и обнял ее за плечи. Губы его были теплыми, рука – сильной. Но он все делает напоказ. Публичная демонстрация супружеской любви. Ронни чувствовала, что после разоблачения Льюис стал относиться к ней несколько внимательнее. Впрочем, ей было все равно. Он может быть доволен ее поведением. Ради его карьеры она не плакала, не осыпала его упреками, не грозила разводом, не устраивала сцен. На людях – улыбка, наедине – молчание.

Вот и сейчас она с нежной улыбкой пожелала ему счастливого пути.

– Ребята, берегите мою жену!

Эти слова были адресованы Тому и Кенни, которые, как и Tea, должны были вместе с Ронни ночевать в Тьюпило, чтобы обеспечить успех завтрашних мероприятий. Льюис помахал им и уселся в лимузин. Сопровождающие его советники последовали за ним. Дверца захлопнулась, и машина поехала прочь.

Водитель в униформе дожидался Ронни возле открытой дверцы второго лимузина. Ронни уселась в машину, откинула голову на спинку сиденья и прикрыла глаза. Том, Кенни и Tea заняли свои места.