— С вами все в порядке? — спросила Сюзанна.

— Ага.

— Я бы хотела вас кое с кем познакомить, — начала она и представила мужчину, сидевшего с другой стороны. Его фамилию, явно еврейскую, Пират не расслышал.

— Держитесь, — сказал тот.

Держаться за Библию? Пират сжимал ее не очень крепко, поигрывая золотой закладкой. Оглянувшись, он увидел множество людей, сидевших сзади. Прибывали и новые. И одну женщину — загорелую, стройную, постарше Сюзанны, но и милее, мягче — он узнал. Пират видел ее лишь однажды, двадцать лет назад, но лица ее он не забудет никогда. Если приглядеться, кожа этого лица уже не так мягка, как прежде. О нет. Именно эта женщина сидела за свидетельской трибуной — возможно, в этом самом зале? — и это она указала на него и сказала, что убийца — он. Но убийца не он. Прошлое нахлынуло на Пирата волной. Как он сидел в камере предварительного заключения, не снимая фиолетового пиджака, и каждый день ждал, что его освободят под залог, ведь его уже не раз пытались осудить по статье «взлом и проникновение», обычное дело. Наверное, глупо с его стороны… И вот его уже вызывают и расспрашивают о Пэриш-стрит, где он никогда не был, и о каком-то Джонни Блэнтоне, которого он не знал. Он не делал этого, он не убивал Джонни Блэнтона, он за всю свою жизнь не убил ни одного человека! Женщина — имени ее Пират не помнил — встретилась с ним взглядом и сразу отвернулась. О да. В этот момент, ощущая в себе давно забытое возбуждение, он вспомнил, какой дорогой ценой далось ему умиротворение. Пират тоже отвернулся и открыл на коленях свою Библию.

«Ибо снегу Он говорит: будь на земле; равно мелкий дождь и большой дождь в Его власти».[12]

— Вы в порядке? — повторила Сюзанна.

Пират, кивнув, продолжал читать.

— Встаньте, суд идет.

Пират встал, как и все остальные, и сел, когда все сели. Что-то начало происходить вокруг, но мысли его были далеко. По интонациям говоривших он понимал, что затевается ожесточенный спор. Какой-то усатый коротышка, тыкавший в него пальцем, хотел, чтобы он остался в тюрьме. Еврейский дружок Сюзанны хотел его освободить. Они спорили о кассете. Спорили о Наполеоне Феррисе. Давал показания какой-то работник ФЕМА, что бы ни значила эта аббревиатура. Разгорелся спор о том, при каких обстоятельствах была обнаружена кассета. Кто-то кричал, что у этого работника ФЕМА имеются связи в проекте «Справедливость». И не ловил ли его когда-то полицейский по имени Бобби Райс? Не хотел ли он попросту отомстить Бобби Райсу? Но какой в этом смысл? Это язвительно интересовался еврей. Ведь к тому моменту как пленку обнаружили, Бобби Райс уже погиб. «А вам не приходило в голову, что это может быть заговор против всего полицейского управления?» — еще язвительней вопрошал приземистый любитель потыкать пальцем. Свара продолжалась. Теперь показания давал кто-то другой. Правда ли, что между начальником полиции и его заместителем сложились напряженные отношения? Шум нарастал. Пират утратил всякий интерес к происходящему.

Шло время. Все звуки смешались в оглушительную, яростную какофонию. Пират поймал себя на том, что все время перечитывает абзац про «большой дождь». Господь, который вихрь, сотворил большой дождь, который ливень. Он вдруг осознал это. Вихрь плюс дождь равно ураган. Книга Иова — великая книга, ибо…

Сюзанна внезапно впилась в его колено пальцами. Его это поразило. Пират вскочил как ошпаренный и изумленно уставился на нее. Она указала на судью. Та держала слово:

— … И, в соответствии с разумно обоснованными сомнениями, в случае если бы данная пленка была представлена при первоначальном рассмотрении дела, суд полагает, что, невзирая на…

Через пару минут она наконец стукнула своим молоточком.

— О боже, — вымолвила Сюзанна. — Вы свободны.

Поднялась страшная суматоха. Язык у Пирата как будто распух, и он не мог произнести ни единого внятного слова. Сюзанна повела его к двери. Пират снова увидел стройную загорелую женщину, которая его опознала. В глазнице его что-то шелохнулось, как будто он пытался отсутствующим глазом бросить взгляд в сторону женщины. Довольно болезненное ощущение: внутри же находилось лезвие. Гладкая кожа на лице женщины растаяла, и обнажилось нечто кошмарное. Возможно, жить ей осталось совсем недолго.