Вертляво обернувшись, проводил барышню утрированно сальным взглядом, дернулся было закинуть за плечо отсутствующий шарф, но не нашел его и отчего-то расхохотался.
Жизнерадостно улыбаясь, господин взошел на крыльцо огромного доходного дома, сдающегося под конторы мелким финансовым домам, окатив хищным взглядом куривших на крыльце юных напомаженых брюкеров. Брюкеры машинально втянули головы в плечи и посторонились. Едва за господином захлопнулась дверь, и головы непонятно чем напуганных йоббитов начали возвращаться в исходное, как из двери высунулся тот же человек, и с озорной улыбкой приветливо обратился к брюкерам:
— Господа йоббиты! Вам кто-нибудь сегодня говорил, что вы очень симпатичные молодые люди?!
Ошарашенные брюкеры переглянулись и растерянно молчали, впав в некое подобие транса.
— А у братвы в палатках дедушки сморщеные отдуваются… — еще шире улыбаясь, пробормотал под нос человек непонятную фразу, подмигнул и скрылся.
Дверь уже зверски солидного, но пока не слишком большого меняльного дома «Шнырер, Стырер и Крысевич» распахнулась от бесцеремонного… слава Кул-Тху, хоть не пинка! — раздраженно набрала стервозности секретарша, длинная крашеная нежить из Лапландии, Карелии или еще откуда-то с севера, приготовившись заземлить нахала. В еще вибрирующих дверях показался… нифигассе… человек! А ниче, симпампоша, еще б не хмурился. Только вот ворот расстегнут, почему без крыла?… В изумлении выпучив глаза, человек воззрился на лярву, делая совершенно ничем не прикрытую стойку. Порозовевшая нежить аж проглотила отрепетированную осадку «вас ждут?», и судорожно вспоминала свое последнее отражение.
— Девушка! Я не стану катать вату и заявляю вам прямо — наконец-то! Я нашел — это вы! Ваша истинно северная красота — такая неожиданность в этой вульгарной, торгашеской Мусорскве! Настаиваю на ужине, и немедленно! Собирайтесь! Я пока быстренько перетру со Шнырером. У себя он? Кстати, я угадал — вы Брунгильда! Да? И вы из Бергена! — восторженно проорал человек, подходя, присаживаясь на стол и нежно овладевая холодной лапкой лярвы.
— Да. — растеряно ответила Ыпстигнея из Блаблагого, краснея сверх предельного для нежити уровня. — Как вы догадались…
— Породу не спрячешь! Шнырер, спрашиваю, здесь? — на полпути к двери обернулся галантный господин.
— У. у с-себя.
Глава финансового дома Бэмцыон Мыцаакович Шнырер почти успел затянуть крыло на расхлябаном ввиду духоты воротничке. Заслышав в приемной необычно шумного посетителя, он решил, что снова явился пожарный, вымогать на опохмел души… Илахим, да когда ж их, наконец, урезонят, а?! О, он еще и к Ипсочке пристает! Нет, я ему сейчас выскажу… Однако вместо Ипсочки с докладом в дверь ввалился тип такой характерной наружности, что руки Бэмцыона Мыцааковича замерли на крыле, а завтрак, обдав холодом прямую кишку, нехорошо сгрудился у самого сфинктера. Бесстрастно мазнув мертвыми глазами по Шныреру, человек расслаблено прошел к столу, выдернул из-под стола для совещаний посетительское кресло и подсел прямо к хозяину кабинета. Удобно устроившись, человек неторопливо потянулся к замершему финансисту, и сильно шлепнул его по колену, изображая радостную улыбку при том же мертвящем взоре:
— Здорово, раф Шнырер! Да погоди давиться, в доме таки радость! Я ж приехал, гостинца тебе из глубины Шыбирских руд притаранил, э!
— К-к-акого г-гостинца?.. — выдавил Бэмцыон Мыцаакович, пытаясь куда-нибудь пристроить дрожащие руки.
— Да погоди, Быня, с гостинцами. Прям дите малое, гостинчика ему…
— А в-вы, извиняюсь,… в связи с чем? — решился наконец Бэмцыон Мыцаакович. Надо отдать ему должное — он был довольно смелым для йоббита.
— Обан-сон! — искренне удивился посетитель. — Вы че тут, дети мои, не помните, на чьем асфальте колоситесь? Вроде ненадолго я в Дом Родной подымался…
Бэмцыон Мыцаакович дураком никогда не был, и быстро смекнул про «на чьем асфальте». Ситуация, наконец, приобрела некое подобие плановой смены кровли… Похоже, мягкую кровлю вытесняет та, что пожестче… — решил Шнырер. — … Надо бы избежать пересмотра тарифов; может, даже и снизить. Эх, за что мусарне плачу — ни новостей, ни обстановки, ничего!..
— Я понимаю, наши текущие отношения с уважаемым Хрюном Брутеевским… подлежат пересмотру?
— Быня, ты не понимаешь, я не хочу твоих копеек. Хочешь платить мелким хулиганам — плати, Быня, это где-то даже практично. Стекла не перебьют.
Бэмцыон Мыцаакович похолодел — … Кажется, я попал глубже, чем хотел. Ой-вэй, если этому поцу Хрюн и впрямь мелкий хулиган — а он совершенно спокойно так его называет, зная, что я крышуюсь у этого кровожадного выродка… Ой-вэй, что с меня можно взять, кроме моих копеек… — и рефлекторно бросил взгляд на настольный портрет семьи, тут же перехваченный гостем. — Ой цорыс…