– Ты не хочешь его себе брать?
Барышник замолк, прежде чем ответить. Лучший ли ответ подыскивал или думал, как признаться, ничего не раскрывая, – этого я не знаю. Я заговорил:
– Знаешь ли ты, как поведать добротную ложь, хозяин Амаду? Мне известно, как донести дурную. Когда люди говорят неправду, слова у них путанные там, где быть должны отточенными, отточены там, где должны быть неясными. Такими, что звучат так, чтоб можно было за правду принять. Только всегда это неправда. Ты хотя бы понимаешь, что все, только что тобой сказанное, ты раньше по-другому говорил?
– Истина не меняется, – буркнул Барышник.
– Истина меняется между двумя людьми, что говорят одно и то же. Я верю, что малец существует. И верю, что он пропавший, а если он много лет в пропавших, то – умер. Только три дня назад этот малец жил с домоправительницей. Сегодня ты говоришь – с теткой. Ко времени, когда мы до Конгора доберемся, окажется – с обезьяной-евнухом.
– Следопыт, – подал голос Леопард.
– Нет.
– Дай ему закончить.
– Хорошо, хорошо, чудесно, превосходно, – заговорил Барышник и вскинул руку.
– Только перестань врать, – предупредил Леопард. – Когда ты лжешь, он и это нюхом чует.
– Три года уже как ребенка украли. Мальчик, он только ходить начинал да, может, «баба» говорил.
– Поздновато для ребенка, даже для мальчика, – заметил я.
– Я скажу вам правду и скажу вам мудро. Прямо из дома, отсюда, ночью. Никаких следов никем не оставлено, никто выкупа не потребовал – ни запиской, ни посредством барабанов, ни даже через колдовство. Возможно…
Я вытащил из-за спины два своих топорика. У Леопарда глаза побелели и усы становились длиннее. Высокая женщина встала и направилась к работорговцу.
– Слышал его? – обратился я к Леопарду.
– Да. Та же сказка, почти слово в слово. Почти. Но он забывает. Етить всех богов, рабий барышник, ты ж все это заучивал – и все равно забываешь. Ты, должно быть, наихудший из лгунов, или ты просто эхо лгуна плохого. Если это ловушка, то я вырву тебе глотку еще раньше, чем он пополам ее разнесет, – почти рычал Леопард.
Мы с Леопардом стояли плечом к плечу. О́го увидел нас с Леопардом по одну сторону комнаты, а Барышника и высокую женщину – по другую и застыл, глаз его прятался в кустистой чаще его брови. Старуха раскрыла глаза.
– Одной комнаты слишком мало для такого обилия дураков, – произнесла она. Но с циновки не двинулась.
Должно быть, ведьмой была. Обличьем походила, и пахло от нее ведьмами, лимонным сорго и рыбой, кровью из девичьей
– Глашатай он, и больше никто, – выговорила она.