Подаватель фиников заговорил:
– У нас есть…
– Ничего. От сумасшедшей, тоскующей по своей малютке-соне. Уже поздно.
Я схватил Леопарда за руку, все еще ворсистую, все еще готовую в лапу обратиться, и кивнул на нижний этаж. Мы спустились и спрятались в пустой комнате, выглядывая из темноты. Когда женщина спустилась по ступеням, мы выглянули из темноты. Она остановилась на полпути и посмотрела на нас, но тьма был такой густой, что кожей чувствовалась.
– Мы дадим вам знать о своем решении завтра, – сказал она другим.
Дверь закрылась за ней. Вскоре следом вышли и Барышник с подавателем фиников.
– Нам надо уходить, – сказал я.
– Нет, – буркнул Леопард и повернулся к ступеням наверх.
– Ты что делаешь, котяра?
Я пошел за ним и схватил его за руку, когда он уже стоял на лестнице.
– Освобождаю эту бедную женщину.
– Ту самую женщину, в чьих жилах молнии мечутся? Женщину, что ест с трупа собаки?
– Посмотри на себя. Никакого понимания того, что происходит с животным, если их на цепь сажают.
– Она не животное.
– Нет. Зови этим животным меня.
– Етить всех богов, котяра, думаешь, я желаю ссориться сейчас? Давай покончим с этим. Спросим работорговца об этой женщине, когда увидим его. И потом, цепи на шее и ногах женщины ничуть тебя не смущали всего ночь назад.
– То – другое. То были рабы. А это – узница.
– Все рабы – узники. Мы идем.
– Освободить ее я должен, и тебе меня не остановить.
– Я тебя и не останавливаю.