Так вот, однажды Кваш Дара потребовал обложить зерновой податью земли старейшин, чего прежде не делал ни один Король. Старейшины платить отказались. Король прислал указ, повелевавший заточить их в тюрьму до тех пор, пока подать не будет уплачена. Но две ночи спустя после того, как их заточили, над всем северным королевством разразился дождь и шел, не переставая, пока все реки не вышли из берегов и не погубили множество народу – и не только из Ку и Гангатома, расположенных у большой воды. В некоторых местах вода поднялась настолько, что под нею исчезли целые города. Повсюду плавали вздувшиеся тела. Дождь не прекращался до тех пор, пока Король не освободил Басу Фумангуру. И все равно дела пошли к худшему.
Вникните в это. Всякий раз, когда старейшины схватывались с Королем, воля народа была на стороне старейшин. Это не делало Короля слабым, ибо он покорил многие народы в войне. А вот в собственной его стране люди стали спрашивать, мол, один у нас Король или два? Я говорю вам правду.
Некоторые боялись Фумангуру больше, чем Короля, и он внушал страх всем своим поведением. И праведностью своей тоже. Только все меняется. Старейшины, и без того жирные, жирели еще больше. Они до того привыкли повелевать, что, когда народ отвергал их волю, или чересчур позднился с арендной платой, или почтения должного не выказывал, они принимались сами вершить суд и расправу, вместо того чтобы предоставить это королевским магистратам. Они хватали разбойников на большой дороге и рубили им руки. Вешали всякого, кто забредал на их земли и вкушал от плодов с них. Они перестали обращаться к богам, а вместо этого свели знакомство с ведьмами, чтобы творить заклинания и проклятья. Они тучнели на налогах, какие никогда не доходили до Короля.
Послушайте же теперь. Некоторые люди ненавидели Короля, но старейшин ненавидели все и вся. Один человек рассказывал: старейшины забрали мой скот, уверяя, что это налог для Короля, однако сборщик налогов приходил семь дней назад. А один старейшина убеждал: отдай мне, что получишь с урожая своего сейчас, и мы устроим так, что боги удвоят твой сбор при жатве. Только не было жатвы: болезни погубили урожай. Другой человек скажет: да когда ж они перестанут приходить за нашими девушками? Они берут их все моложе и моложе, и ни один мужчина не возьмет их замуж. Старейшины были законом в Малакале и во всех землях ниже Фасиси, и когда не заседали в Совете, то разъезжались по своим городам, заражая каждый своей развращенностью. Увы, указом самого Короля старейшины были подсудны только Богам и никогда – людям.
Басу не мог ужиться с этим. Он так и не стал главным старейшиной: Король никогда не был верен своим обещаниям, но его уважали как воина, что сумел подняться против своих же собственных братьев, погрязших в пороках. Если какой старейшина забрал твой скот, говорили люди, иди к Басу, если ведьма накрутила заклятье, иди к Басу – иди к Басу, потому как в нем жив разум. Так люди говорили. Однажды один старейшина увидел девочку в квартале обработчиков металлов и решил, что она будет его. Ей было десять лет и еще год. Он велел ее отцу: пошли своего ребенка в услужение богине воды, иначе никакой ветер, никакое солнце не уберегут твои сорговые поля от болезней. Ты, твоя жена и твои сыновья будете голодать. Старейшина тот не стал дожидаться, когда девочку отправят, он пришел и сам забрал ее. И вот что произошло. Басу собирал вещи, чтобы удалиться в святое место в буше и испросить волю богов, когда услышал визг девочки, на которую старейшина уже успел улечься. Гнев ударил ему в голову, и Басу уже не был Басу. Он схватил золотую чашу-уфа, какой пользовались, узнавая волю духов, и ударил ею того старейшину по голове. Ударил, и еще раз ударил, и еще раз – пока тот не умер.
После этого положение Басу изменилось. Его братья воспылали ненавистью к нему, Король его ненавидел, как и все придворные. Ему следовало бы знать, что дни его сочтены.
Потом однажды ночью пришли они. Следопыт, ты знаешь, о ком я говорю. То была ночь черепов, мощное знамение.
– Твои братья?
– Мы не одной крови.
– У тебя никакой крови нет.
Она отвернулась от меня. Леопард с широко раскрытыми глазами слушал, как ребенок, оставленный в буше среди духов. Она продолжила:
– Призвать их есть много способов. Если есть у вас чья-то кровь, произнесите проклятие и подбросьте ее в потолок. Только прежде нужно быть под защитой чар какой-нибудь ведьмы, иначе они явятся и убьют вас. Или можно позвать какую-нибудь ведьму проделать это за вас. Появляются они на потолке, люди зовут их крышеходцами, и ведьма ли призвала их или кровь ваша привлекла, голод их до того донимает, что они набрасываются на вас, как голодные собаки. И заклятье никогда не оставит вас. Никому не дано убежать от них, а если вам и удастся, они появятся в любое время, когда вы под крышей окажетесь, хоть на мгновение. Много мужчин, много женщин, много молодых юношей и девушек есть, кто спит под открытым небом, поскольку им никогда не избавиться от омолузу.
Ты все гадаешь, Следопыт, как получилось, что они за тобой сюда не последовали? Как долго спал ты на свежем воздухе, прежде чем снова стал спать под крышей?
– Четыре года, – ответил я.
– Омолозу не могут преследовать тебя из загробного мира. Нет у них опоры в этом мире. Как им следовать за тобой туда, если их сюда призвали. Только на твоем месте я бы не бросалась своей кровью в потолок.
– Что творят омолузу? – спросил Леопард.
Бунши встала. Одежда на ней развевалась, хотя никакого ветра не было. Снаружи слышны были грохот, крики и вопли. Люди пьянели от выпивки и забав, люди пьянели от возбуждения, вызванного приездом Короля. Кваша Дара, того самого, про кого Бунши и рассказывала.
– Как я уже говорила, пришли они в Ночь Черепов. Семь сыновей Фумангуру давно спали, и время шло в самую глубь ночи – полудню мертвых. Все спали, даже самый младший, кого тоже звали Басу. Спали рабы-дворовые и рабы-садовники, но бодрствовали повара, моловшие зерно, самая молодая и самая старая жена Басу и сам Басу у себя в кабинете – читал фолианты из Дворца Мудрости. Вот что произошло. Один старейшина, у кого при дворе друзья были, послал ведьму, какая возгласила темное заклятье на этот дом, потом подкупила рабыню, чтоб та собрала менструальную кровь самой молодой жены. Голод омолузу чудовищен: привлекает их запах крови, а не вкус. Рабыня эта отыскала кровавое тряпье ее подкладок, связала его в узел и в темноте, когда остальные рабы спали, швырнула тряпье с кровью хозяйки в потолок. Ведьма рабыню не предупреждала, что надо бежать, и та пошла спать. В темноте шум на потолке звучал, должно быть, как рокотанье очень далекого грома. Грома, от какого не просыпается даже чутко спящий.
Следопыт может рассказать, кто они такие. Они падают с потолка точно так же, как я поднимаюсь с пола. Бегают по потолку, будто к нему прикрепленные. Когда прыгают – почти касаются пола, но взлетают обратно к потолку и встают на него так крепко, что начинаешь думать, будто они на земле, а в воздухе как раз ты. И у них клинки, сделанные из того, чего не найти на нашей земле.
Они поднялись, собрались и покрошили почти всех живых рабов, кроме одной рабыни. Она выбежала, крича, что тьма пришла, чтоб убить нас. Следопыт прав: я похожа на них. Только я не из них. И все ж я их чувствовала, чувствовала их приход, знала, что они близко, но не знала, в каком доме, пока не услышала крик самого Басу. Омолузу гнался за рабыней, а та бежала к жене Басу. Она схватила факел, вспоминая о великих легендах, в каких свет побеждал тьму, но они окружили ее и срубили ей голову.