-- Мне трудно понять вас -- слишком все это непривычно и неожиданно. Тяжело мне. Но знайте -- никогда я не предам вас. Это мое слово.
Непростой и нескорой была их любовь. Много раз покидал он Нуменор и, возвращаясь из смертных земель, становился он все суровее и задумчивее, и, хотя по счету нуменорских лет был он еще молод, седина уже начала пробиваться в его черных волосах, и все больше боевых шрамов было на теле его.
-- Я становлюсь другим. Словно Забытые земли меняют меня, и нет мне больше радости здесь. Мне кажется, я перестаю быть воином. Или я стал трусом? Не могу убивать их. Дикари, жестокие, злобные... А мне жаль их. Как же не понять -- не мечом и огнем... Да и почему, кто дал мне это право -- судить? Не понимаю... Почему -- низшие? Темные -- да, грубые. Но разве мы не были такими в свое время? И убивать их -- за это? Именем Валар? Обращать их в рабов?
Он закашлялся.
-- Нет, госпожа моя. Вы можете услышать обо мне много нелестного. Что я и трус, и не подчиняюсь приказам, и не уважаю Великих... Верьте или не верьте -- это ваше дело. Но убийцей я больше не стану. Я видел людей Харада. Они ровня нам, нуменорцам, хотя и не Валар их вели. Наверное, я начинаю верить Тьме...
И еще восемь лет прошло -- а он не возвращался. И вести были всякие -- что он убит, что он в плену или, еще хуже, сбежал к врагам.
Но он опять появился -- ночью постучался в дверь ее дома. Он был теперь совсем седым, и уродливый шрам пересекал его лицо через лоб и левую скулу. И впервые Исилхэрин потеряла самообладание и плакала у него на груди. Когда утром расставались они, она заметила странный перстень на его руке - похоже, что был он из стали, с очень темным камнем. Она ничего не спросила, но, перехватив ее взгляд, он странно посмотрел на нее и грустно улыбнулся.
Утром он уехал, а через неделю Исилхэрин взошла на корабль, что плыл на восток, и в руке держала она ветку омелы. Такой он увидел ее в гавани куда, повинуясь неясному зову, пришел он этим утром. И все смотрели на прекрасную Исилхэрин, которую словно минули эти пятнадцать лет -- она была по-прежнему свежей и юной.
Однажды они шли по главной площади и ее привлекло странное оживление у дверей высокого храма.
-- Что это? -- спросила она.
Он угрюмо молчал. А затем сказал -- резко и хрипло:
-- Жертвоприношение. Всесожжение во славу Валар. Уйди.
Исилхэрин застыла от ужаса. Эти слухи доходили до нее, но она не верила.
-- Их -- живыми? -- выдохнула она.
-- Да. Но я помогу им...
Он накрыл кольцо рукой, и она увидела, как побледнело и покрылось потом его лицо. И те двое, что были прикованы к столбу -- спина к спине, вдруг повисли на цепях.
-- Все. Они мертвы. Им не будет больно. Идем отсюда.
И вновь была война. И сердце Исилхэрин болело от недоброго предчувствия. А потом она узнала, что он схвачен и под судом, потому что не дал перебить людей в небольшом харадском городке, взятом после двухдневной осады. Разъяренные сопротивлением солдаты ворвались, убивая всех на своем пути. Слов они не слушали. Тогда он дрался против своих, а потом, когда понял, что это безнадежно -- все говорили об этом по-разному -- он выкрикнул какое-то жутко звучащее заклятье, и три черных тени пролетели над пожарищем, и нуменорцы в ужасе отступили, бежали от пылающих развалин. Его, израненного и жестоко избитого приволокли в крепость и бросили в гарнизонную тюрьму. Обвинения были тяжелые -- измена и ересь. Но прежде, чем был произнесен приговор, в суд вошла Исилхэрин и сказала:
-- Вина на мне. Это я -- служительница Тьмы. Я околдовала его. Он невиновен.
И теперь они стояли у столба -- спина к спине, и их руки были скованы вместе -- ее руки с его руками, и одна цепь притягивала их к столбу. И стиснув зубы, он изо всех сил молил -- пусть она умрет. Пусть умрет сейчас, быстро, без боли. Он понимал, что если так будет, силы кольца не хватит, чтобы убить его. Он слишком был измучен, чтобы заставить кольцо убить их обоих.