— У меня свой интерес, и я умею рисковать. К тому же в положении сидя я могу рассказать больше. Как думаешь, это возможно?

Я схватил стул и поставил его перед Долфином. Встав и отряхнувшись, он плюхнулся на него. Я убрал пушку в кобуру.

— А теперь не спеша и с самого начала.

Долфин подул на свои ногти и вытер их о рубашку. Я взял еще один, оставшийся в комнате стул, и сел на него лицом к спинке, чтобы было за что ухватиться.

— Говори же, черт возьми.

Словно делая одолжение, Долфин начал:

— Около месяца назад ко мне в офис в Сан-Диего пришла мексиканка. Полненькая, с тонной штукатурки на лице, но, правда, одетая с иголочки. Она предложила мне пятьсот долларов за то, чтобы я нашел Бланчарда, и сказала, что он находится где-то в районе Тихуаны или Энсенады. Она добавила, что он полицейский из Лос-Анджелеса, ударившийся в бега. Зная, что полицейские очень падки на эти зеленые бумажки, я сразу понял, что тут дело в деньгах.

Я начал расспрашивать про него своих осведомителей, показывать его фото из газет, которые мне дала женщина. Я слышал, что Бланчард был в Тихуане в начале января, бузил, пьянствовал, транжирил деньги направо и налево. А потом мой приятель из пограничного патруля сказал мне, что Бланчард прячется в Энсинаде, платя местным полицейским за свою защиту, а те позволяют ему пьянствовать и бузотерить в своем городе.

— Обычно Васкес такого никогда не позволяет. Ладно, в общем, я приехал сюда и стал следить за Бланчардом, который изображал из себя богатого гринго на все сто. Я был свидетелем того, как он избил двух мексиканцев за то, что они оскорбили эту синьориту. А полицейские, которые тоже все это видели, просто стояли и ничего не делали. И я подумал, что он и им заплатил и что все решают только деньги, деньги и еще раз деньги.

Долфин нарисовал в воздухе знак доллара; я сжал спинку стула с такой силой, что та едва не треснула.

— А дальше становится интересней. Один недовольный легавый, которому Бланчард не платит, говорит, что он слышал, будто в конце января Бланчард нанял каких-то штатских для того, чтобы они убили двух его врагов в Тихуане. Я приезжаю туда, подкупаю тихуанских полицейских и узнаю от них, что двадцать третьего января здесь грохнули двоих типов, которых звали Роберт Де Витт и Феликс Часко. Фамилия Де Витт показалась мне знакомой, и я звоню своему другу из полицейского управления Сан-Диего. Он наводит справки и перезванивает. А теперь послушайте самое главное, если, конечно, вы уже не узнали это от кого-либо другого. Бланчард засадил Де Витта в тюрягу в 39-м, и тот поклялся ему отомстить. И насколько я понял, когда Де Витта досрочно освободили, Бланчард сделал выпад первым и прикончил его. Я позвонил своему напарнику в Диего и передал ему сообщение для мексиканки: Бланчард находится в Энсинаде под защитой местных полицейских, которые, возможно, прикончили Де Витта и Часко по его просьбе.

Я оторвал от спинки стула онемевшие руки.

— Как звали ту женщину?

Долфин пожал плечами.

— Она назвалась Делорес Гарсия, но, очевидно, эхо было выдуманное имя. После того как я узнал про убийство Де Витта и Часко, я пришел к выводу, что она была одной из любовниц Часко. Он слыл бабником, у которого было довольно много богатых мексиканских любовниц, поэтому, скорее всего, дама просто хотела отомстить за убитого любовника. Насколько я понял, ей уже было известно, что за убийствами стоял Бланчард, и она просто хотела, чтобы я нашел его.

Я спросил:

— Ты слышал о деле Черной Орхидеи в Лос-Анджелесе?

— Кто же о нем не слышал?

— Ли принимал участие в его расследовании до того, как приехал сюда, и в конце января в этом деле появился тихуанский след. Не задавал ли он вопросов про Орхидею?

Долфин ответил: