10 часов 15 минут – корабль подходит к берегу Африки, сориентирован правильно, прошли команды автоматики на подготовку к включению тормозной двигательной установки.

10 часов 25 минут – включилась тормозная двигательная установка.

10 часов 35 минут – спускаемый аппарат корабля, снижаясь, начал погружаться в плотные слои атмосферы.

Сейчас его ждут нарастающие перегрузки, ждет страшная жара, от которой будет гореть толстая теплозащитная обмазка, а еще раньше сгорят выступающие наружу антенны.

Больше никаких сообщений по радио с неба, следовательно, ожидать не приходится. Надо ждать сообщений с Земли… Долго тянутся минуты. В «телефонной» тихо, все молчат, слышно тиканье часов, оно воспринимается как метроном во время воздушной тревоги…

Зуммер аппарата, соединяющего нас с узлом связи, заставляет вздрогнуть.

Есть сообщение! Приземление в расчетном районе – недалеко от Саратова – в 10 часов 55 минут! Все нормально. Космонавт невредим, чувствует себя хорошо.

Что тут началось!

Неужели минуту назад в этой комнате стояла такая тяжелая, вязкая тишина?..

Когда Королев, Келдыш, Глушко, главные космические конструкторы, члены Государственной комиссии вышли на крыльцо «Второй гостиницы», они увидели, что пыльная площадка перед ним полна людей. Сюда сбежались все участники пуска «Востока». Многие из них рассказывали потом, что каждый раз, когда уходит в небо очередная ракета, у них возникает ощущение какой-то внутренней пустоты, может быть, по контрасту между напряженной работой предшествовавших этому недель и резким – как из горячей воды в холодную – погружением в состояние ничегонеделания. Этот психологический феномен нашел даже отражение в тексте, сочиненном космодромными поэтами местного значения и исполнявшемся в соответствующих случаях на мотив известной песни «На дальних тропинках далеких планет…». Так вот в этом фольклорном произведении были такие слова:

В какой-то степени подобные послестартовые эмоции могли подтолкнуть освободившихся участников пуска к ближайшему источнику информации о последующем ходе дел – ко «Второй гостинице».

Но, конечно, лишь в какой-то степени.

Пуск, состоявшийся 12 апреля 1961 года, был особый! В сравнение с ним не шел ни один из предыдущих, да, пожалуй, и последующих стартов. И настроение, и эмоциональное состояние всех, кто был на космодроме, не позволяли ни одному из них, сделав дело, разойтись по своим углам.

Все собрались на площадке перед «Второй гостиницей». И, оказывается, вся информация, поступавшая в «телефонную» комнату, мгновенно, практически одновременно, доходила до множества людей, стоявших на улице… Каким образом? По каким каналам? Не знаю. Не берусь ответить на этот вопрос. Могу только отнести его к разряду еще не разгаданных тайн космоса.

Когда лидеры нашей космической программы появились на крыльце, они увидели перед собой множество людей, каждый из которых вложил свой собственный, личный вклад в общее дело, нес всю полноту ответственности за него, – словом, был не «винтиком» (существовало когда-то такое недоброй памяти определение), а личностью… И вся эта большая группа людей взорвалась – буквально взорвалась – криками. Разобрать, кто что кричал, было трудно. Кое-где пробивалось «Ура!», но все прочие слова терялись в общем гуле. Наверное, по числу децибел этот гул ненамного уступал шуму стартующей ракеты-носителя. Ну а сила душевных переживаний человеческих – какими децибелами измерить ее?..

На площадке возник стихийный митинг – короткий, но очень эмоционально насыщенный. Говорили возбужденно, сбивчиво, не всегда гладко. Но насколько же этот импровизированный митинг был сильнее любого размеренного и распланированного собрания с аккуратными ораторами, читающими по бумажке свои заранее подготовленные речи!

…Короткий путь по раскалившейся к середине дня степи – и мы на «десятой площадке», то есть в поселке Тюра-Там, будущем городе Ленинске, на окраине которого находится аэродром.

Здесь происходит нечто вроде парада. Перед деревянной, кустарно сколоченной трибуной проходят по-разному одетые, выстроившиеся не по ранжиру, обладающие далеко не блестящей строевой выправкой люди. Но почему же этот парад производит на меня такое впечатление? И добро бы только на меня, человека, в парадном деле, скажем прямо, малоэрудированного, а посему весьма нетребовательного. Однако и стоящий в нескольких шагах маршал Москаленко не скрывает волнения. Когда прохождение закончится, он сравнит его с военными парадами на Красной площади, которыми не раз командовал, причем сравнит, так сказать, на равных…

Перед отлетом состоялся обед, который трудно было назвать вполне торжественным единственно по той причине, что протекал он в темпе несколько форсированном: Королев, да и все его спутники торопились к месту посадки «Востока».

После первого тоста – «За успех!» – Сергей Павлович, выпив шампанское, с размаху хлопнул свой красивый хрустальный бокал об пол – отдал дань старинному обычаю. Во все стороны веером полетели звонкие блестящие осколки, и многие присутствующие уж было размахнулись, чтобы последовать эффектному примеру Главного конструктора, но были упреждены торопливой репликой одного из руководителей космодромного хозяйства: