- Бедный я бедный, какая ужасная неприятность!

- Но, Доминго, в конце концов, о чем идет речь?

Лицо его исказилось еще больше, и он ответил:

- А о том, что мой сеньор должен будет теперь платить мне семьдесят дуро в месяц... ы-ы, ы-ы... семьдесят дуро!

- Подумай, что ты говоришь, Доминго! Ты не выпил случайно?

- Ни капельки, мой сеньор.

- Ни капельки? А разве забыл ты о том, что шесть раз возвращал портному работу вместе со счетом? И как только язык у тебя повернулся просить у меня денег, злодей!

Казалось, еще немного, и он весь растворится в собственных слезах.

- Да разве они мне нужны, сеньор? Я вступил в профсоюз шоферов... сам не знаю... из тщеславия или чувства товарищества... и нам приказано требовать себе семьдесят дуро. А ведь вы меня знаете, я человек серьезный... Общественный долг, говорят, а уклоняться от исполнения долга я не могу...

Я наморщил лоб.

- Дай-ка лучше я сяду за руль, Доминго. Поговорим, когда приедем в Мадрид.

Он запричитал еще громче.

- Этого я и боялся! - рыдал он. - Что вы захотите сами ее вести и узнаете, что это невозможно, потому что я только что вынул из мотора деталь! Ой, беда, беда!

Я был ошеломлен.

- Если так, то ты совершил акт саботажа.

- Подлого саботажа, сеньор, так это называется! Но что еще я мог сделать, когда мне приказали товарищи? Их не слушать?

Полный негодования, в отчаянии он бил себя по лицу. Я не знаю человека, который, выполняя свой долг, обнаружил бы такую же, как он, способность к самоотречению, - ведь слуга мой ко мне очень привязан и сам по доброй воле никогда не стал бы меня обирать. По правде говоря, поведение Доминго даже подняло его в моих глазах. Я приказал ему:

- Верни деталь на место и поехали дальше. Я дам тебе твои семьдесят дуро.

И я это сделал. Но был вынужден, начиная с этого времени, реже ездить, чтобы экономить бензин, и отказался от скудного, но привычного ужина, и перестал курить свои любимые английские маленькие сигары. Ибо с тех пор, как я завел себе эту старую-престарую машину, весь мир, по-моему, решил жить за мой счет. Государство обложило меня таким налогом, будто рассчитывало содержать на мои гроши целую провинцию; когда мой автомобиль останавливался у какого-нибудь загородного ресторана, стоимость всех блюд там мгновенно поднималась, меня разоряли мелкие кражи в гаражах, и лишь позднее мне удалось найти такой, где сторожами работали двое отставных полицейских, а перед каждым выездом из гаража священник произносил короткую прочувствованную проповедь, в которой призывал водителя не подделывать счет за бензин.

Доминго непомерные расходы огорчали не меньше, чем меня.