– Закройте глаза, – сказал он толпе. Слова были не громче шепота, но все расслышали их. Слова твердо и неотразимо вонзились в их рассудок
Они закрыли. Мужчины, женщины, дети. Все встали неподвижно. Веки плотно зажмурены, дыхание затаено – внезапная тревога, может, даже и страх – но Багг подозревал, что этот народ перешел пределы страха. Они ждали, что же будет. И не шевелились.
Море не прощает. Его сила – голод и кипящая ярость. Море воюет с берегом, с самим небом. Море никого не оплакивает.
Баггу было все равно.
Как бывает со всяким затоном, неподвижно залегшим под горячим солнцем, его кровь… разогрелась. Самый малый затон – обещание океана, множества океанов – вся сила их может удерживаться в единой капле воды. Таков Денаэт Рузен, таков Рюз, садок, в коем рождена жизнь.
И сила пришла бурлящим потоком. Гневная, о да – но верная. Вода так давно познала жизнь, что забыла о своей чистоте. Сила и дар стали едины и сдались своему богу.
И он отослал их.
Багг открыл глаза, увидел пустую улицу.
Оказавшись в своей комнате, Карса Орлонг снял перевязь с плеча, взял меч в руки. Он смотрел на длинный стол, на котором неярко горела лампа. Затем Тоблакай положил оружие и ножны. Надолго застыл.
Многое нужно обдумать. Тяжелая накипь и пена поднялись из глубин души. Рабы. Выброшенные. Их жизни ничего не стоят. И Эдур и летерийцы оказались бессердечными трусами. Они охотно отворачиваются, чтобы не видеть цену своего равнодушия. Они рады разорвать узы дружбы, если это будет выгодно.
Они еще смеют звать его варваром!
Пусть так. Главное – увидели различие.
Пользуясь умением дикаря верно видеть добро и зло, он сумеет восстановить в памяти всю сцену – лица голодающих, их блестящие глаза. Они будут сиять так ярко, что он ощутит ожоги взглядов. Когда бросит вызов императору Рулада. Когда потом бросит вызов всякому летерийцу и всякому Эдур, дерзнувшему встать на его пути.
Он клянется в этом. Да узрят все.
Холодная мысль держала его еще несколько мгновений. Затем пришел иной образ – Икария, того, чье прозвище Хищник жизней.
Он едва не свернул Джагу шею.
Но увидел на землистом лице… что-то. И пришло понимание.