Приад медленно поднял голову.

Сейдон, великий магистр ордена, показался ему тенью: закутанной в мантию, высокой и таинственной. Его плащ состоял из множества блестящих чешуй — панцирных пластин чорвов, плотно подогнанных друг к другу. Все они были сшиты между собой сверхпрочной золотой нитью. Из-под плаща доносилось медленное, ритмичное дыхание теплообменников. Голову магистра скрывал капюшон, но из его глубины, откуда должны были смотреть глаза, исходило слабое сияние.

Он был намного выше Приада.

— Великий магистр…

— В мире есть вещи, в отношении которых Железному Змею позволительно испытывать тревогу, мой мальчик: несметные легионы Извечного Врага, орды зеленокожих свиней, проклятые флоты-ульи… Вот только я в это число не вхожу. Выровняй пульс и дыхание, Приад. Успокойся.

— Я не ожидал увидеть вас здесь, господин.

— У меня правило: встречаться с братьями, вернувшимися после долгого отсутствия и особенно с теми, кто пришелся мне по сердцу. Отделение «Дамокл» было мне по сердцу с тех пор как я велел Дамоклу его сформировать. Один из превосходнейших боевых отрядов, когда-либо созданных нашим орденом. Один из нотаблей, наряду с «Фивами», «Вейями», «Парфянами» и дорогим моему сердцу, смелым «Сципионом». И ты Приад, теперь ты — Дамокл!

— Так точно, господин.

— Петрок хорошо о тебе отзывался. На Эйдоне тебе удалось произвести на него впечатление, а произвести впечатление на моего прославленного библиария — это дорогого стоит!

— Я не заслуживаю таких похвал, господин.

— Мне сказали о гибели Мемнеса. Мы, как положено, оплакали его в крепости. Большая потеря…

— Да, господин.

— Кто еще?

— Калигнес. Иллиус.

— Калигнес… Мне он всегда нравился. Было в нем что-то от Фея… в его манере поведения. А Иллиус имел несомненные задатки лидера. Мог бы однажды и сам повести в бой свое отделение.

Приад ничего не сказал, но очевидно был потрясен. Несмотря на то, что в состав фратрии входило не менее тысячи десантников, великий магистр ордена говорил так, будто лично был знаком с каждым.

— Тебе еще очень долго будет не хватать этих воинов, — сказал Сейдон.

— Сэр?

— О таком человеке, как Мемнес, горевать будет каждый. Это облегчит тебе переживание потери, но Калигнес, Иллиус… По опыту знаю, что лидер отряда более всего жалеет об утрате рядовых десантников. Никто не будет горевать о них так, как командир, которому были известны их привычки и особенности.

— Не сомневаюсь, господин, но гибель Мемнеса — это для меня очень большая потеря.