Книги

Бомба профессора Штурмвельта

22
18
20
22
24
26
28
30

— У нас нет внешности. Вы, существа трех измерений, рабы форм и внешности. У нас нет измерений. Мы давно уже перестали верить сказкам о длине, ширине, глубине. Мы победили материю, и теперь мы нематериальные существа. Нас нельзя ни видеть, ни осязать, ни слышать, нас можно только познавать духом, и мы давно уже сносимся друг с другом, и каждый в отдельности с внешним миром, посредством комплекса психологических ощущений.

— Есть ли у вас смерть? — мысленно спросила Ася.

— Глупый вопрос вы ставите, земной житель. Что такое смерть? Разрушение материи и освобождение энергии, заключенной в ней. Мы — свободная энергия, которая действует вечно, перевоплощаясь то в движение, то в идею, то в ощущение. Как же можем мы болеть, страдать, умирать? Когда разрушится наша планета, она перевоплотится в новый вид энергии, а вместе с нею перевоплотимся и мы. Смерти нет, житель земли. Твое невежество нашептало тебе безобразную сказку о смерти.

— Но когда вы перевоплощаетесь, вы ведь утрачиваете свое прежнее я, обрывается ведь нить, связывающая новое бытие с прежним. Это и есть смерть, — возразила Ася. — Любите ли вы, бесплотные жители Марса? Знаете ли вы, что такое восторг, упоение, блаженство и красота?

— Дикие вопросы! Скажите, все ли такие невежды, как вы, на вашей земле? Разве энергия, переходя из одного состояния в другое, теряет хотя бы одну миллионную долю заключенной в ней силы? Как лавина, катящаяся с гор, мы, живя, накопляем энергию, ничего не теряя, все приобретая, и когда наступит момент перевоплощения, мы сохраним в новом комплексе движений, которые вы называете жизнью, каждый трепет, каждое содрогание. Наше я живет вечно в бессмертии движения. Нам не нужно ни любви, ни восторгов. Мы давно забыли об этих первобытных ощущениях. На что они нам? У нас нет ни пола, ни возраста, ни влечений, обусловленных устарелым понятием о времени. У нас нет любви и страстей, проявляющихся только там, где живут в рабстве у форм, в неволе у материи. Мы свободны и вольны. Нам покорна вселенная, нами порабощены междупланетные бездны, потому что движения бесчисленных планет по своим орбитам — это эхо нашего существования. Мы всесильны, вездесущи, бесконечны и безначальны.

— Но были ли вы когда-либо иными, материальными существами? — спросила Ася.

— Да, да, много вашего земного времени тому назад, — странно и, как показалось Асе, с легким оттенком грусти прозвучал ответ. — Семь тысяч лет прошло с тех пор, когда я жил в мире звуков и форм… Ее звали Майя… Майя — это звучит красиво, как лепет земного ребенка, как отзвук земной радости. Она была похожа на свежую розу, которая цветет еще в ваших садах. На Марсе была тогда весна, и я любил Майю. Ах, это было странное и наивное чувство. Потом у нас явился великий гений. Он пришел из снеговых стран, и звали его Тиаматис. Он открыл нам тайну вечности, беспредельности, бессмертия и освободил нас от власти форм, времени и чисел. А я был тогда глуп… очень глуп. Я не хотел бессмертия. Я не хотел расставаться с миром форм, цветов и звуков ради Майи… ради Майи…

Цепь между Асей и Марсом внезапно разомкнулась. Всходило солнце, и при блеске его лучей потускнело сияние каналов Марса. Ася сняла с висков чашечки и, не глядя на отца, шатаясь, как пьяная, пошла к себе.

Она растворила окно. Заколебалась и раздвинулась багровая завеса облаков на востоке, и торжественно выкатилось на небо яркое солнце. И вспомнила Ася студента Курнатовича, его пожелтевшее письмо в левом ящике стола; вспомнила о том, что ей недавно минул тридцать один год и что у глаз ее появились лучистые морщинки. Она опустила голову на руки и едва слышно прошептала:

— Ради Майи, ради Майи…

А потом тихо заплакала.

Ефим Зозуля

ДОМ ДОКТОРА КАТАПУЛЬТЫ

Глава первая

Когда Курца вызывали по телефону и сообщали, что барин, Алексей Иванович, хочет его видеть, Курц щурил свои зеленые, узкие, пройдошливые глаза и бормотал не без удовольствия:

— Опять, должно быть, вляпался в какую-нибудь историю.

Лет пять тому назад Курц служил у Алексея Ивановича в качестве обыкновенно лакея. Как лакей, он никуда не годился, и его прогнали.

Но зато его ум, изворотливость и особое умение находить выход из самых запутанных и печальных положений часто заставляли молодого, легкомысленного богача вспоминать прогнанного лакея и звать его специально для совета, разумеется, за хорошее вознаграждение.

А в запутанные и нелепые положения молодой богач попадал часто и бывал в таких случаях совершенно одинок и беспомощен.

Он бродил по своему роскошному кабинету, лежал на турецком диване, тер ладонью лоб, но, в конце концов, приказывал звонить Курцу.

Курц незамедлительно приходил — чистенький, розовый, аккуратный. Алексей Иванович рассказывал, в чем дело, а Курц, помигав узкими своими глазами, давал совет и всегда дельный и подходящий.