— Вы мне объясните, — напирала на него женщина. — Девочки сейчас разворачиваются и уходят. Мало того, что вы их затравили собаками, так еще и все помещения за сценой заняты. А переодеваться им где? Мы сию минуту уезжаем, имейте в виду. Можете сами своих зверюг показывать.
Наконец Мусе попался на глаза Петр.
— Где тебя носит?! — взревел разъяренный Муса. — Иди сюда! Вот объясни — где девочкам переодеваться. Только не мне объясняй, а Веронике Леонидовне. И еще, — он поманил Петра рукой и сказал ему тихо, так, что слышал только Терьян, — делай, что хочешь, но если хоть одна из них уедет, я тебе ноги повыдергиваю. Ты знаешь, сколько бабок за них уплачено?
Петр обаятельно заулыбался и, ухватив Веронику Леонидовну за локоть, потащил ее куда-то в сторону сцены. Сергею показалось, что они изображают какой-то сложный танец, потому что время от времени Петр хватал Веронику Леонидовну руками, после чего они начинали поворачиваться на месте, сходились, расходились, снова сходились, затем дама вырывалась, и все начиналось сначала.
Потом Петр, приложив руки ко рту, что-то прокричал. Тут же со сцены побежали люди, таща в сторону директорской ложи ярко-синее полотнище. Через несколько минут ложа была полностью скрыта от посторонних глаз, и, по команде Вероники Леонидовны, к ней потянулись девицы. Сергей стал рассматривать зал.
Огромная сцена была полностью затянута чем-то синим, и на этом заднике вопияло уже знакомое Сергею слово «Гуманимал», написанное огромными буквами.
Справа стояло что-то вроде трибуны, ослепительно белого цвета. На трибуне лежал большой деревянный молоток. Слева на треножнике возвышалась прямоугольная сине-белая доска с надписью «Инфокар» и непонятной эмблемой — двумя дугами, заключенными в квадрат. Издали эта эмблема напоминала широко открытый от удивления глаз. У задника копошилось около десятка человек, которые что-то подтягивали и прибивали. Из-за кулис доносились рычание и лай.
Через минуту на сцене возникли оживленно жестикулирующие Платон и Петр.
Сергею не было слышно слов, но по косвенным признакам он понял, что Платон продолжает разбор полетов, а Петр пытается отбиваться. Рядом с Сергеем кто-то шумно упал в кресло. Сергей повернул голову и увидел Мусу.
— Что-то у вас здесь шумновато, — сказал Терьян.
— То ли еще будет, — загадочно ответил Муса. — Я Платону говорил, чтобы он с этим кретином не связывался. Пока он нам небо в алмазах разрисовывал — из конторы не вылезал. А как деньги дали, так его и не найдешь. Сегодня договорились, что в десять утра встречаемся здесь. Я, как дурак, приехал — все закрыто, ни одной живой души. Я к директору — он вообще не в курсе, что мы что-то устраиваем. Кто, говорит, разрешил, да где согласование с Моссоветом, все такое. Нас в зал только к часу пустили, и то потому, что Платон вмешался. А это чудо-юдо появилось после обеда, как ни в чем не бывало. Тут еще собаки эти гребаные. Вроде все домашние, дрессированные, а гавкают, будто их на помойке нашли. С ведущим — целая история. Петя пообещал Платону, что аукцион будет вести сам Ширвиндт. Платон и спрашивает сегодня — где же Шурик? Петя начинает объяснять, что сегодня Шурик занят на репетиции или где-то там еще, а завтра как штык будет вести аукцион. И это при том, что Театр Сатиры на гастролях в ГДР и раньше чем на следующей неделе не вернется. Я бы на месте Тошки погнал этого деятеля в три шеи, чтоб духу его больше не было, так нет. Что он в нем нашел?..
— А кто же будет вести аукцион? — спросил Терьян.
— Да Петя уже притащил какого-то деда из «Москонцерта». Говорит, высокий класс. Посмотри — вон он сидит, слева.
Слева обнаружился благородного вида мужчина лет шестидесяти, с великолепной седой шевелюрой, крупным породистым лицом, в бархатном костюме и бабочке. Он неторопливо перелистывал какие-то бумаги и, шевеля губами, делал на них пометки.
— Владимир Ильич, Владимир Ильич! — послышался голос Петра Кирсанова, который наконец оторвался от Платона. — Все, начинаем! Сюда, сюда пройдите, пожалуйста.
Благородный мужчина не спеша встал и с достоинством поднялся к трибуне.
Взял микрофон, покрутил его в руках и произнес:
— Раз-два-три, раз-два-три, микрофон работает. Петр Евгеньевич, можно приступать?
— Погодите, — вмешался Платон. — Собаки готовы? Где Жанна?
Откуда-то сбоку выскочила растрепанная собачница с мегафоном в руках.