Старые предрассудки были у Николая Степановича в крови и воспитывались в нем с детства. Поэт, чей «прадед ранен под Аустерлицем», был патриотом в самом возвышенном смысле этого слова. Когда Россия вступила в Первую мировую войну, он не мог остаться в стороне и пошел на фронт добровольцем.

В самом этом факте нет ничего необычного — в войне так или иначе приняли участие многие деятели культуры, кто по призыву, кто добровольцем. Достаточно вспомнить В. Катаева, С. Есенина, А Вертинского.

Однако Николай Гумилёв был одним из немногих, кто умел войну поэтизировать, и едва ли не единственным литератором, оставившим столь подробный и честный рассказ о своей службе в воюющей армии.

Его «Записки кавалериста», созданные в форме военного дневника в период службы поэта в лейб-гвардейском уланском полку, печатались в газетах и вызвали большой интерес у читающей публики. Но ни самому поэту, ни советским издателям в голову не пришло издать их отдельной книгой после окончания войны — время для таких публикаций было совершенно неподходящим. А потом и само имя Гумилёва попало под запрет, и все, что относилось к «империалистической войне», но не ругало ее и «старорежимную армию» не приветствовалось. Таким образом, в России первое издание «Записок кавалериста» появилось только в начале 90-х годов ХХ века в трехтомном издании сочинений поэта.

Зато в эмигрантских кругах «Записки» издавались достаточно часто и были популярны, как и сама фигура Гумилёва. Впрочем, нельзя не заметить, что в отношении эмигрантов к поэту было слишком много идеологии и политики и слишком мало подлинного интереса к его творчеству и богатейшему культурному наследию. Об этом честно, горько и жестко еще в 20-х годах ХХ века высказался литератор Андрей Левинсон:

«Мечут жребий о ризах мертвых поэтов. На собраниях в их память несется со всех сторон азартный крик: “Он наш!” — И каждый из торгующихся с шумом бросает на весы свои доводы.