Глава 4

Рон Древер

Рон Древер с самого детства отличался бережливостью. Рональд Уильям Прест Древер родился в заурядной шотландской деревне. Его семья считалась бедной даже по экономическим меркам того времени, хотя отец Рона, Джордж Дуглас Древер, выросший в промышленном городке неподалеку от Глазго, и сумел стать врачом (но, по всей видимости, не слишком удачливым). Мать, Мэри (Молли) Фрэнсис Мэтьюс, родилась в глубинке английского графства Нортумберленд, в местечке неподалеку от границы с Шотландией. Детство она провела в “большом старом фермерском доме”. Ее семья проживала наследство, достаточное для того, чтобы никому из домочадцев не потребовалось работать. Они могли просто жить, хотя и не то чтобы слишком хорошо, говорит Рон. В общем, большую часть жизни обстоятельства обязывали его быть бережливым; впрочем, особо это Рона не тяготило.

Первый дом, который родители Рона приобрели совместно, назывался “Саузкрофт” и располагался на главной дороге Бишоптона (округ Ренфрушир, Шотландия). В этом селении было примерно 700 жителей. Как я узнала от младшего брата Рона – Джона, или Иэна, – за дом они выложили 200 фунтов, все состояние, доставшееся их матери в приданое. В “Саузкрофте” мать Рона с радостью занялась садоводством, решив оставить в прошлом свое умение ухаживать за лошадьми и коровами. Отец украсил входную дверь табличкой с надписью “Доктор Древер”, и в доме, где нашлось место не только для медицинского отцовского кабинета, но и для аптеки (потому что сельские врачи были еще и провизорами), воцарилась беспокойная атмосфера быта провинциального эскулапа. Иногда пациенты становились невольными свидетелями того, как Рон, или его брат, или оба они вместе принимали ванну в единственной в доме ванной комнате. Автомобиля в семье не было. Мать Рона вообще не умела водить машину и, несмотря на капризы шотландской погоды, всегда ездила на велосипеде – как и его отец, добиравшийся до своих пациентов по неровным и разбитым дорогам.

Болели в селении часто, но заработки у врача были весьма скромные. В общине царила повальная безработица, местная экономика находилась в упадке – обычное, к сожалению, дело для того времени. Хотя подобные невзгоды, сказываясь самым неблагоприятным образом на здоровье местных жителей, и вынуждали последних чаще обращаться за медицинской помощью, услуги хорошего врача были им не по карману. А вот отец Рона редко брал деньги со своих пациентов. Они просили о приеме лично или – изредка – письменно, а иногда – даже по телефону. Местная телефонистка миссис Вудро принимала звонки на коммутаторе, который был возле почты, прямо на вокзальной площади; сначала она сообщала звонившему название селения, а потом переводила звонок в дом доктора Древера – его телефонный номер был “Бишоптон 57”. Со временем пожилой сельский врач (которого сыновья Древера прозвали Старым Пнем), то ли сознательно, то ли просто потому, что так сложились обстоятельства, передал всю свою практику доктору Древеру. Постепенно тот занял в Бишоптоне все официальные медицинские должности: врач местного казначейства, судебно-медицинский эксперт, промышленно-санитарный врач, страховой инспектор и даже врач почтового отделения.

Рон родился 26 октября 1931 года. Роды, проходившие в домашних условиях, оказались трудными. Принимали их местная акушерка из ближайшего города Пейсли и врач из какого-то соседнего городка, которых срочно вызвали, когда состояние роженицы ухудшилось. Отец Рона делал анестезию хлороформом, пропитывая им кусок ткани. Рона вытащили в этот мир с помощью пугающего и сегодня уже редко применяемого инструмента – акушерских щипцов. Рон рос трудным ребенком, и его брат Иэн полагает, что в этом, возможно, были виноваты именно щипцы. (Этот инструмент, медицинский и символичный, сохранился в специальной “родильной” сумке, которую Древер-старший продолжал использовать в своей практике.) Рон был капризен, иногда даже не в меру капризен, и вечно требовал поддерживать в доме чистоту и порядок. Иэн характеризует брата, используя особое шотландское словечко pernicketie — “привереда”. Однако близкие души в нем не чаяли. Рон всегда нуждался во внимании и никогда не испытывал в нем недостатка, так же, как и в заботе и ласке.

В непростом нраве сына его мать винила няню Уиллу. Но Иэн с ней не согласен: “Проблема заключалась вовсе не в матери, отце, Уилле или в ком-то еще. Просто была у Рона такая вот личная особенность”. Уже после того, как Иэн, покинув родительский дом, сам стал врачом, он впервые всерьез задумался, откуда брался тот вихрь, который всегда создавал вокруг себя его старший брат. “Знаете, я ведь и понятия не имел, сколько беспокойства доставлял Рональд, пока я сам не пошел в школу и не осознал, что мир, весь наш мир, вращался вокруг него”.

Брат Рона припоминает какие-то случайные эпизоды, красочно иллюстрирующие их с братом детство. “К нашей огромной радости, давний друг отца дал ему ссуду на покупку автомобиля Morris Oxford ‘Bullnose’. Это было большой удачей. Единственная проблема состояла в том, что у автомобиля в принципе отсутствовали двери: чтобы забраться в него, приходилось перелезать через высокий борт. Маме, часто нарядно одетой, особенно когда мы отправлялись в гости, было страшно неудобно это делать… Сам-то я эту машину не помню, но слышал о ней множество рассказов. К примеру, о колесе, которое однажды прокатилось мимо моего семейства у поворота за Дамбартоном. Все принялись высмеивать неизвестного бедолагу-водителя, потерявшего колесо, как вдруг наша собственная машина ужасно накренилась и осела, то есть это было наше колесо. Или о поездках в разные места, туда, где ярче светило солнце, и неважно, далеко ли был пункт назначения и насколько сложным мог оказаться маршрут. О пикниках в Троссачсе, об узких полузаброшенных дорогах, о местечках на берегах реки Клайд, куда наше семейство ездило навещать многочисленных замечательных тетушек, дядюшек и друзей”.

Дядя Рона, Джон Ричан Древер по прозвищу Рэк (“это значит холостяк”, пояснил Рон), был художником, но из-за того, что в находившейся в экономическом кризисе Шотландии спрос на изобразительное искусство оказался невысок, ему пришлось податься в судостроители. (Иэн рассказал мне, что Ричаны породнились с Древерами, еще когда обе семьи жили земледелием на Оркадских островах. Завоевавшие острова викинги дали местным жителям унизительные имена. “Ричан”, уверяет Иэн, означало “отбросы”, а “Древер” – “отребье”.) Рэк (“сама жизнерадостность, наша всегдашняя опора”, – уточняет Иэн) временно жил в их семье, когда писал статьи в газеты и учился на заочных курсах декоративно-прикладного искусства.

Всеми своими практическими навыками Рон обязан дяде Рэку. Именно он объяснил племяннику, как устроены двигатели и различные механизмы, познакомил со всевозможными любопытными инструментами и даже обучил искусству тонкой художественной резьбы.

Рон вполне мог бы чинить часы и радиоприемники для отцовских пациентов, многие из которых дарили ему вместо игрушек кусочки металла и дерева. В школе ему с трудом давалось письмо, зато он преуспевал в точных науках. Во время учебы в Академии Глазго[14]его класс собрал из “ненужных деталей” телевизор, а Рон возглавил группу школьников, сумевших оснастить этот телевизор звуковой системой. Позже, в гараже “Саузкрофта”, ему удалось смонтировать и свой собственный телевизор. Именно по нему (диагональ всего-то несколько дюймов) семья Рона в 1953 году смотрела с друзьями трансляцию с коронации Елизаветы II. Не исключено, что это тогда был единственный телевизор во всей округе. Иэн помнит и сделанное Роном “радиоуправляемое устройство, за которым гонялась, чтобы обнюхать его, озадаченная кошка”. Младший брат до сих пор хранит в коробочке от граммофонных игл крошечный электромоторчик, который смастерил Рон.

Во время Второй мировой войны их отец, имевший за плечами горький опыт собственной службы во время войны предыдущей, решил, что семье надо держаться вместе; впрочем, боевые действия не обошли-таки стороной их скромное селение. Большой военный завод, построенный на соседнем болоте, стал одним из объектов немецких бомбардировок. Бомбы, не детонируя, увязали в иле. Позднее саперы британской армии достали их из болота и увезли в другое место, где и обезвредили, произведя контролируемые взрывы. Иногда братья Древер находили осколки от снарядов и гильзы – свидетельства проходивших в этой местности воздушных боев.

“Понимаете, я отвечал за Рона. Я бессознательно научился присматривать за ним и всегда старался держаться рядом, – беззлобно объясняет Иэн, который на три года младше Рона. – Мы всегда были близки. На Рональда бессмысленно было сердиться, он просто этого не замечал”. Позже братья вместе ездили на автобусе в Университет Глазго, как прежде – в Академию Глазго. “Наши родители никогда не переставали беспокоиться о нем”. После того как Рон получил диплом, они убедили его отказаться от исследовательской работы в Кембриджском университете, “волнуясь, что у него не получится жить самостоятельно”. Рон последовал совету родителей. “Да это и неважно, – заверяет меня Иэн, – ведь Рон всегда считал Глазго лучшим местом в мире”.

Рон обожал создавать вещи из ничего, мастерить что-то из любых подручных материалов: из кусочков резиновой трубки, из сургуча, из того, что осталось от предыдущих экспериментов или завалялось в университетской лаборатории либо дома, а однажды – из чего-то, что он отыскал в мамином саду. Ему нравилось быть рачительным. Самые первые сделанные собственными руками устройства радовали Рона не только потому, что безотказно работали, но и потому, что затраты на них были минимальными.

Во время учебы в Университете Глазго он задумал провести один эксперимент, а именно – проверить принцип Маха, наблюдая за явлением ядерного магнитного резонанса в магнитном поле Земли. “Странная это была затея, очень-очень странная.” – говорит теперь Рон. Расположившись посреди ухоженного сада своей матери, он воспользовался несколькими автомобильными аккумуляторами из семейного гаража и кое-каким оборудованием, позаимствованным из студенческой университетской лаборатории. Двадцать четыре часа просидел Рон на заднем дворе провинциального шотландского дома со старой (даже для того времени) камерой и видавшим виды осциллографом, проводя каждые полчаса необходимые измерения на ядрах лития, находившегося в банке с раствором. Принцип Маха утверждает, что инертные свойства каждого физического тела определяются всеми остальными физическими телами во Вселенной. Рона интересовала проверка конкретной формулировки этого принципа, согласно которой инерционная масса тела зависит от глобального распределения материи во Вселенной. Стало быть, изменение распределения материи в нашей Галактике, которая, по сути, представляет собой плоскую спираль с более плотным центром, будет изменять в том числе и инерционные массы ядер лития в банке. А изменение свойств ядер можно зарегистрировать с помощью ядерно-магнитного резонанса. Вместе с вращающейся вокруг собственной оси Землей вращается и материнский сад – относительно центра Галактики, самой плотной области Млечного Пути. Итак, Рон хотел проверить, изменяются ли ядерные свойства лития. Если да, то это свидетельствовало бы о том, что изменяется и инерционная масса – по мере вращения и изменения ориентации относительно плоскости Млечного Пути. Очевидно, что подобного эффекта не существует, так что Рон его и не обнаружил. Свою нехитрую экспериментальную установку он собрал из всякой всячины, и это его вполне устраивало.

Он узнал, что группа ученых опубликовала результаты аналогичного эксперимента, в котором использовались лабораторные магниты, и подумал: “Да ведь я тоже так могу! Мое оборудование вообще ничего не стоит!” Его совсем не обескуражил тот факт, что современно оснащенная лаборатория имела перед ним явное преимущество. Наоборот! Он вполне мог обойтись без дорогого магнита – у него же была Земля, предоставлявшая свое магнитное поле совершенно бесплатно. В конце концов он опубликовал результаты своего эксперимента, “который оказался даже немного чувствительнее, чем у тех ребят с затейливым оборудованием. Забавно, мое-то вообще ничего не стоило – так, всего несколько автомобильных аккумуляторов да немного проводов”.

Эксперимент Хьюза – Древера, названный по фамилиям Рона и одного из “тех ребят” (Вернона Хьюза из Йельского университета), сейчас считается проверкой точности принципа эквивалентности. Этот принцип предполагает, что в гравитационном поле свободно падающее тело будет невесомым. (Следует признать, что это не самая привычная формулировка принципа эквивалентности, но в данном контексте она уместнее.)

Благодаря этому своеобразному искусному эксперименту Рону предложили стипендию в Гарварде, где он и его научный руководитель Р. В. Паунд[15]провели несколько хитроумных экспериментов, на которых я здесь останавливаться не буду. Сам Рон так описывал время, проведенное в Гарварде: “До того я жил, как типичный провинциал: не путешествовал, потому что у меня не было лишних денег; работа не позволяла мне ездить по выходным или в праздники за границу. Да я вообще тогда практически впервые покинул пределы своей страны. Отличный выдался год. Все оказалось совершенно потрясающим и совершенно не таким, как я себе напредставлял”.