— Не суть важно. Одно мне непонятно: почему они оставили вас в живых?
Она таращилась на меня.
— Сама не знаю, — ответила она.
Я вышел и закрыл за собой дверь.
Для себя я решил так (можете меня цитировать):
Женщин я не трогаю (это очевидно), а также не трогаю тех, чьи прегрешения остались в прошлом. Только сегодняшние дела. Я не имел понятия, почему мои предки оставили Бланчу Пржедмиску в живых, но она была женщиной, и то, что с ее братом уже расправились, отменяло мою операцию за ненадобностью. Вот и весь сказ.
А что касается Дэвида Локано, заказывающего мне киллеров, дабы очистить землю от скверны, то я буду перепроверять его информацию, и если все так, я с чистой совестью — даже с чувством долга — буду находить их и убивать.
Ни разу не пришла мне в голову простая мысль: одобряй мои предки подобные методы, они не воспитывали бы меня в духе мира и терпимости, а больше говорили бы о своей миссии, закончившейся расправой над Будеком. Наверно, у меня просто не было потребности задумываться над такими вещами. Судьба подсказывала мне, что надо делать.
Эх, молодость. Она как героин, который ты курил, вместо того чтобы втягивать носом. Как же быстро она пролетела, а расплачиваться, поди ж ты, приходится по сей день.
ГЛАВА 9
Я собираюсь ввести катетер двум больным, и в эту минуту появляются мои студенты.
— Что касается гастрэктомии, то в первые пять лет status post[40] выживают десять процентов, — с порога заявляет один из них. — И лишь половина выдерживает саму операцию.
— Ха, — реагирую я на эту информацию.
Ее плюс: если Скилланте выдержит операцию, его шансы прожить пять лет близки скорее к двадцати процентам, ибо предположительно десять процентов больных умирают прямо на операционном столе. Ее минус: шансы Скилланте умереть уже сегодня на операционном столе — пятьдесят на пятьдесят. То есть он вполне может позвонить Дэвиду Локано, чтобы сдать меня.
Прямо перед нашим носом открываются двери грузового лифта, и оттуда выезжает на каталке Эссман собственной персоной. Я пристраиваюсь рядом, имитируя деятельное участие.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю.
Он все еще лежит на боку.
— Я умираю, чтоб ты сдох, — звучит в ответ. Или что-то в этом роде. Поди разбери, когда зубы выбивают чечетку.
Я задумываюсь. В самом деле у него вид умирающего.
— Есть аллергия на какие-то лекарства? — уточняю я.