— Там написано, все, как и было в действительности.
— А до описания самого нанесения удара ты бы дошёл к утру.
— Возможно.
— Эх, Родин, — помотал головой Поляков. — Иди, герой. Но приказы, запомни, надо выполнять, — протянул он мне руку, которую я с великим удовольствием пожал.
— А ещё, Михаил Вячеславович, своих, тоже не надо бросать, — сказал я и пошёл к двери, но в последний момент повернулся. — И что, в этот раз не будет привета от Красного?
Поляков весело заулыбался и махнул рукой.
— Всего хорошего! — сказал он, и я вышел из кабинета.
У Валеры, оказалось, произошла разгерметизация кабины, и было повреждено продольное управление самолётом. Вот он с ним и боролся весь полёт до посадки.
Также, от попаданий ДШК повреждено было кислородное оборудование. Он не мог нормально управлять, поскольку ему было тяжело дышать. Стало проще, когда пересекли изгиб Амударьи.
Прибавить к этому стоит почти полную выработку топлива на его борту, разрушенный пневматик, повреждения лопаток в двигателе и дырявый, как решето фюзеляж. И получаем выведенный из строя самолёт. Месяц, а то и больше придётся ему не летать.
События боя решили с Гаврюком не обсуждать. Оставили это на потом. Тем более, что по прилёту нас сразу же допросят по фактам воздействия по противнику.
Утром следующего дня Валера отправился домой на вертолёте, который привёз группу техников для восстановления нашего самолёта. А мне предстояло продолжить путь в Осмон на своём борту.
Моя СМка была в полном порядке. Пару царапин от пулемётов и стрелкового оружия, но совершенно не влияющих на лётные характеристики. Так что, после завтрака я отправился прямиком к диспетчеру, узнать есть ли мне «добро» на вылет.
Получив условия на выход из района Бокайды, меня в командирском УАЗе по просьбе Томина, доставили к самолёту. Как мне кажется, для молодого лейтенанта слишком «большая честь», но командирам виднее.
Борт осмотрел, занял место в кабине и начал запускаться. Аэродром в это время продолжал гудеть. Всё ездило, ходило, взлетало и садилось. Сразу видно, что идут активные боевые действия, к которым привлекались и лётчики местного полка.
Прошло ещё немного времени, и вот уже я прохожу слегка припорошенные снегом вершины Туркестанского хребта. АРК уже отрабатывает на мой аэродром, и скоро я уже буду касаться полосы. Пускай полёт слегка затянулся, вернуться получилось не сразу, но задача выполнена.
Валерий Алексеевич решил не откладывать в долгий ящик общение с нами, и вызвал к себя сразу после моей посадки. Гаврюк прибыл немного раньше, и успел узнать обстановку.
— Разрешите, товарищ командир? — спросил разрешения войти в кабинет за нас двоих Валера.
— Проходите. С прибытием, ребя, — уставшим голосом произнёс Томин, который вышел к нам в футболке, песочных штанах лётного комбинезона и домашних тапочках. — Как добрались? — пожал он нам руки и вернулся на своё место, не давая нам разрешения сесть.
В кабинете играло радио. Иосиф Кобзон распевал знаменитую песню о начале боя, а на столе у командира дымилась сигарета и кофе в белой кружке в красный горошек.