Начальник – Исаев Александр Николаевич (в девичестве Самсон Абрамович Кацман) был молод, красив (для самого себя), неумен и амбициозен. Маленького роста, этакий холеный типчик, всегда в одном и том же, идеально сидящем костюме, голубовато сером и всегда в разных рубашках (золотые запонки в манжетах). На шее постоянный, как аксиома, полосатый галстук, лакированные туфли и классически картавая речь. Поговаривали (со слов Лешки, водителя Исаева), что имелась у него жена – дама невероятных размеров, потная и неаккуратная.
– Посмотри, – обычно говорил он, – посмотри по камерам, где моя Антонина, что-то ее нет нигде!
Я обыкновенно смотрел по камерам и, даже, если Тонечка Воробьева и обозначалась где-то, говорил неправду:
– Не видно. Может в лаборатории?
– Да нет ее там… – задумчиво так отвечал начальник и смотрел на меня подозрительно.
Тогда я, громко так, что б до шкафа дошло:
– Наверное, писает или какает!
– Издеваешься? – кривился начальник.
– Конечно! – бодро отвечал я (он же не знал, что я не над ним издеваюсь).
Когда начальник уходил, Тонечка элегантно выпархивала из шкафа, вся красная, хоть прикуривай. И тогда она мне очень нравилась!
Вот так мы и жили. На работе. Можно сказать, весело жили, интересно и разнообразно. И об этом далее…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В один из обычных дней тех стародавних времен, когда небо было голубее, трава зеленее и забористее, а Тонечка Воробьева была просто Антониной, я скучал, сидя за мониторами после глубокого здорового десяти часового сна на рабочем месте.
Маленькое пятнышко на экране быстро приближалось, преобразовываясь в странно хромающий девичий силуэт. Минуя свой офис, Антонина ворвалась в мониторку. Волосы растрепаны, не совсем отвалившийся каблук неестественно свернут на бок.
– Ты представляешь, – возбужденно прощебетала она, излучая красивыми карими глазами знакомую мужчинам энергию, – там такая огромная собака… ну, собака – мужик…
– Кобель, – поправил я Тонечку Воробьеву. – Собака-мужик – это кобель. У него яйца болтаются.
– Да! Еще какие… – задумчиво и как-то торжественно произнесла Антонина, густо краснея, и неотвратимо делающаяся из просто хорошенькой девушки, в существо, непреодолимо притягивающее самцов всех видов и типов.
«Надо бы ее трахнуть», – подумал я, проваливаясь в ее необычайно глубокий взгляд.
– Ты представляешь, – уже хрипловатым голоском продолжала она, – этот… кобель, он на меня… напрыгивал, и так делал, так делал…
– Ну-ка, как, делал? Как, покажи!