Кликуха «Сверчок» прилепилась к этому солдату после того, как он в самом начале службы, стоя в наряде по КПП, поймал сверчка и, поднеся кулак с зажатым в нем насекомым к уху, с блаженно-дебиловатым выражением лица слушал, как оно там стрекочет. Разумеется, сержант застукал его за этим невинным занятием, факт которого был мгновенно обнародован перед всем взводом. А вообще чернокожего звали Том Уайт (полное имя Томас Хесус Уайт), и, как и все прилетевшие в Германию этим бортом морпехи, он принадлежал к 108-му мотострелковому батальону 22-го экспедиционного полка морской пехоты из 2-й дивизии Корпуса морской пехоты США, постоянно дислоцированной в Кэмп-Леджен под Джексонвиллем. И своему собеседнику, сержанту Майлзу, он не соврал – нигде за пределами США он до сегодняшнего дня действительно не бывал.

Зато в Западной Европе когда-то побывал один из его предков. Дедушка Мартин был в свое время призван на Вторую мировую войну. Ну, то есть как призван – в конце 1943 года влип в серьезную историю. Пырнул ножиком (правда, не до смерти, но крови было много) такого же, как он сам, отморозка из соседнего, то есть конкурирующего, квартала, а потом умудрился сбежать с места преступления, при этом дав по морде патрульному копу. После этого дедушка, будучи в полном расстройстве чувств, поперся в местную баптистскую церковь, где авторитетный проповедник отец Йозапас (такое странноватое имечко у него было, поскольку, хотя отец проповедника и был родом с Ямайки, его мать происходила откуда-то из города Вильно в Польше и бежала оттуда от русской революции) спросил его: сын мой, ну подумай сам, положим, саму драку тебе по малолетке оценят года в два, а вот за синяк на роже копа светит уже лет пять, а оно тебе надо?

В общем, по совету отца Йозапаса Мартин Уайт скорым шагом отправился на вербовочный пункт US ARMY, предпочтя службу в армии полновесному сроку в тюряге. Кстати, с тех времен в голове у дедули оставались еще кое-какие религиозные «тараканы» вроде привычки называть детей библейскими именами. В общем, в армии из Мартина сделали водилу, и полгода он честно крутил баранку военного грузовика, возя по маршруту «Большого красного ядра» от нормандских причалов к линии фронта продовольствие, ящики со снарядами и канистры с горючим. Однако ему пришлось и по-настоящему повоевать с «джерри». В начале 1945-го, после того как эсэсовцы надрали задницу 1-й американской армии во время «Битвы за выступ» в Арденнах, приказом Эйзенхауэра весь чернокожий вспомогательный персонал (всяких кашеваров, парикмахеров и прочих сапожников, шоферов и землекопов) из-за нехватки личного состава направили на пополнение боевых подразделений. Так покойный дедушка попал в пехоту и провоевал там несколько последних военных месяцев.

Как уж он там воевал, дедуля особо не распространялся, хотя успел получить пару медалек и заработать тем самым причитающуюся ветеранам войны небольшую пенсию. Правда, говорил, что именно там он научился стрелять и даже убил кого-то лично. Умение стрелять немного помогло ему в 1950-е, когда он поучаствовал в нескольких разборках с пуэрториканцами, вот только никакой выгоды из этого он не извлек (сам говорил, что если бы тогда был порасторопнее, сейчас владел бы баром или еще чем приносящим доход, но, увы, все надо делать вовремя).

Но при этом до конца своих дней дедушка любил рассказывать внукам, какое это было замечательное время, может, самое лучшее в его жизни. И только много позднее, когда Том стал постарше, дедуля внятно объяснил, почему война была для него столь замечательной. Оказывается, дедуля тогда в изобилии поимел белых женщин, чего ему и ему подобным в Штатах по жизни не светило ни до того, ни после. Старикан никак не мог забыть те свои похождения и с удовольствием вспоминал, какие классные были эти немки. Причем, как выяснил юный Томми, дедушка практически никого из них не взял силой (то есть во время войны было, но две-три, не больше). Зато сразу после победы (а дедулю демобилизовали только через полгода) доведенные до нищеты, вполне порядочные на вид немки охотно отдавались первому встречному, хоть негру, хоть индусу, за пару чулок, банку консервов из армейского пайка или пачку сигарет. Как видно, очень кушать хотели…

Нельзя сказать, что Том решил пойти в морскую пехоту только из-за этих охотничьих рассказов, хотя романтика дальних странствий все-таки играла здесь не последнюю роль, несмотря на то, что времена сильно изменились и перед глазами у него маячил и другой, куда менее радостный пример. Неизвестно, как воспринимал рассказы старого Мартина его сын, отец Тома, Соломон, но, когда его призвали на военную службу, он воспринял это известие с некоторым энтузиазмом – иначе в течение пары лет он, по примеру большинства приятелей и сверстников, подсел бы на наркоту и угодил за решетку. Тут прослеживалось полное сходство с отцовской биографией, только Соломон пошел в армию отнюдь не добровольно. Правда, радовался он явно зря, поскольку, попав в пехоту, потом отправился прямиком во Вьетнам. Как Соломон потом рассказывал сыну, эти косоглазые сайгонские шлюхи были очень классными (хоть потом и выяснилось, что чуть ли не каждая вторая из них служила в северовьетнамской разведке или Вьетконге), но никакая война борделями, увы, не ограничивается. Так или иначе, под новый 1970 год рядовой Соломон Уайт где-то на камбоджийской границе схлопотал метко выпущенную каким-то то ли вьетнамцем, то ли «красным кхмером» пулю из китайского «АК-47» в легкое навылет. После подобного неформального общения с практикующими марксистами вся его жизнь закономерно пошла наперекосяк. Почти восемь лет отец Тома промыкался по госпиталям и больницам, пытаясь восстановить здоровье и перенеся пару довольно сложных операций. Но в итоге отказало сначала когда-то простреленное, а потом и другое легкое, и в последние несколько недель жизни дышать самостоятельно он уже фактически не мог. Практически все полученные за Вьетнам «бонусы» он растратил на лечение и, уйдя из жизни, оставил жену с тремя детьми без особых средств к существованию.

Так что Том подался в морскую пехоту не ради экзотики или мести красным. Просто он, как и его поколениями жившие на пособие (и привычно считающие, что они по жизни не должны ударять палец о палец, поскольку проклятые белые господа им кругом задолжали за сотни лет рабства) предки, особо ничего не умел делать руками или головой (да и не стремился чему-то учиться, откровенно говоря). А для жителя черных трущоб Нью-Орлеана служба в армии, на флоте или в морской пехоте всегда была не самым худшим вариантом. Как говорится, было бы здоровье. Здоровьем его, в отличие от большого ума, бог особо не обидел, вот только, попав в морскую пехоту, он рассчитывал со временем попасть куда-нибудь на Гавайи, но оказался во Флориде, где прямо под боком эта долбаная Куба, а чуть дальше – Сальвадор и Никарагуа с их уже довольно долго тлеющими войнушками. А в последние несколько месяцев служба стала и вовсе невыносимой – к постоянным боевым тревогам и лазанию по уши в болотной грязи он уже немного привык, но когда это стали заставлять делать в противогазе и противохимическом комплекте, учения превратились в натуральную пытку. И переброска в Европу (как им объявили, на учения) показалась прямо-таки избавлением от вселенских мук…

– А я здесь уже два раза был, – гордо сказал сержант Майлз и добавил: – На учениях.

– И как тут у них, сержант?

– В целом неплохо. Вот только нам, прибывшим самолетом, может быть не особо комфортно.

– Почему, сержант?

– Раз мы прибыли на учения, нас наверняка разместят в каких-нибудь палатках. Сейчас, конечно, лето и можно жить. А вот зимой здесь вообще задница. Но, по-моему, парням из 109-го батальона, которые сейчас тащатся сюда на «Окинаве», повезло куда больше…

– Может, оно и так, сержант, – ответил Том. Но мысленно он поблагодарил судьбу. Не то чтобы его сильно донимала морская болезнь, просто он не любил тесных конур больших кораблей, когда вокруг тебя сплошное железо, а за бортом одна соленая вода, где вообще не видно краев и берегов. Почему-то океанский простор действовал на него исключительно удручающе, и пару раз он с этим уже успел столкнуться. А поскольку в Атлантике много чего может быть, Том Уайт не особо завидовал тем, кто шел в Европу в составе оперативного соединения 4-го флота, на десантном вертолетоносце. И правильно делал…