– Мы вот-вот взорвемся!
Известие было встречено криками. Забыв про пушку, я повернулся в сторону носовой части. Из проломов в обшивке вырывались языки пламени. Вскоре я услышал другой крик, с кормы. Я узнал голос нашего капитана. На полуюте английского корабля я снова увидел человека в плаще с капюшоном. Он взмахнул руками и даже не перепрыгнул, а перелетел на нашу палубу.
На мгновение мне показалось, будто я вижу большого орла. Развевающийся плащ создавал иллюзию орлиного хвоста, а раскинутые руки – крыльев.
Капитан Брама погиб на моих глазах. Человек в плаще взмахнул рукой, и из рукава выпорхнуло лезвие скрытого клинка.
Скрытый клинок. На мгновение я оторопел. Отсветы пламени горящей палубы делали лезвие живым. Человек в плаще с капюшоном всадил клинок глубоко в грудь капитана Брамы.
Я стоял и смотрел, забыв про саблю в руке. Остатки нашей команды безуспешно пытались не пропустить огонь к пороховому складу. Я едва слышал их голоса.
«Корабль взорвется, – отрешенно думал я. – На складе полно пороха. Достаточно искры». Да, бочек с порохом у нас хватало. Английский корабль был почти рядом. Взрыв пробьет и его обшивку. Но все эти мысли были где-то далеко. Я был зачарован действиями человека в плаще с капюшоном. Загипнотизирован этим посланцем смерти. Равнодушный к побоищу между двумя кораблями, он спокойно выжидал, чтобы нанести смертельный удар.
Убийство свершилось. Капитан Брама был мертв. Убийца мельком взглянул на тело капитана, и наши глаза снова встретились. Однако на этот раз в глазах незнакомца что-то мелькнуло. Он легко перепрыгнул через труп и направился ко мне.
Я поднял саблю, решив, что так просто он меня на тот свет не отправит. Но тут с кормы грянул сильнейший взрыв. Наши матросы так и не сумели преградить дорогу пламени, чьи языки быстро нашли бочки с порохом.
Под этот грохот меня сдуло с палубы. Я сделал круг в воздухе, испытав мгновение совершеннейшего покоя. Я не знал, жив я или мертв, целы ли у меня руки и ноги или чего-то уже недостает. Не знал я и куда упаду. Возможно, на палубу, сломав себе спину. А может, прямо на обломок мачты, и тогда меня проткнет насквозь. Наконец, я мог влететь в пылающий ад бывшего порохового склада.
Но я упал в море.
Я по-прежнему не знал, жив я или умер, нахожусь ли в сознании или нет. Погружение не было глубоким. Я плыл почти у самой поверхности, наблюдая причудливые узоры черных, серых и оранжевых пятен. Последние были огнем горящих кораблей. Мимо проплывали мертвецы с широко открытыми глазами. Казалось, они до сих пор удивлялись случившемуся. За ними, словно щупальца, тянулись зловонные внутренности и жилы. Неподалеку в водовороте крутилась покореженная бизань-мачта. Тела, запутавшиеся в обрывках снастей, тянули ее на дно.
Я подумал о Кэролайн. Об отце. О приключениях на «Императоре». Я думал о Нассау, где существовал только один закон – пиратский. И конечно же, я думал о своем наставнике Эдварде Тэтче Черная Борода, превратившем меня из капера в пирата.
23
Все эти мысли проносились в моей голове, пока я с открытыми глазами погружался все глубже в море, полное обломков и мертвых тел… Я осознавал происходящее как бы со стороны, словно это было с кем-то другим, а не со мной. Оглядываясь назад, я понимаю, что на какую-то долю секунды потерял волю к жизни.
А ведь Эдвард предостерегал меня против этой затеи.
– Лучше не связывайся с капитаном Брамой, – говорил он. – Потом вспомнишь мои слова.
Он оказался прав. И теперь за алчность и глупость мне придется расплачиваться собственной жизнью.
Эта мысль и помогла мне вернуть волю к жизни. Я схватился за нее, как за спасительный канат, и с тех пор не отпускал. Я заработал ногами, взмахнул руками и стал выбираться на поверхность, торопясь глотнуть воздуха и ужасаясь следам побоища между кораблями. Вынырнув, я увидел тонущий английский фрегат. Он уходил под воду, по-прежнему охваченный огнем. Кое-где догорали обломки и перемигивались большие тлеющие головешки. Вскоре вода погасила их все. Я был не единственным уцелевшим. Глаз различал фигуры спасшихся.
Я опасался появления акул. Мои страхи не были напрасными: акулы не заставили себя ждать. Над водой снова понеслись крики. Вначале крики ужаса, а затем, когда акулы устроили пиршество, – крики боли. Эти превосходили все, что я слышал во время сражения. Крики обреченных буквально разрывали серый, дождливый, пропахший гарью день.