– Перестань таскаться за мной по пятам, и твое желание исполнится, – сказал он.
– В этом нет необходимости. Мне достаточно дать слово, и я его непременно сдержу, ты же знаешь.
Нас окружали молчаливые джунгли. Мне показалось, будто Бартоломью Робертс раздумывает над моим предложением. Мы оба находились в странном положении, поскольку почти ничего не знали друг о друге. Я не знал, что ему нужно от меня, а он – что нужно от него мне. Зато я знал, что мне самому нужно от него. А он? Чего он хотел? Чем бы это ни было, сдавалось мне, что требования Мудреца окажутся куда более зловещими и таинственными, чем я представлял. Одно я знал наверняка: спутницей Барта Робертса была смерть, а я вовсе не собирался умирать. Не сейчас.
Он заговорил первым:
– Португальцы устроили засаду. Наш капитан Хоуэлл убит. Поплатился за глупость и упрямство. Предупреждал я его, чтобы не высаживался на берег.
Похоже, Робертса занимал только его недавно почивший капитан. Решив, что я не представляю для него угрозы, Бартоломью убрал пистолет.
«Засада, – подумал я. – Понятное дело». Кажется, я даже знал, кто за этим стоит.
– Засаду устроили по указке тамплиеров, – сказал я Мудрецу. – Те же люди, что захватили тебя в Гаване.
Он кивнул, качнув длинными волосами. Наверное, схожие мысли бродили и у него в голове.
– Получается, нам никак не избавиться от назойливого внимания тамплиеров. Не пора ли нанести ответный удар?
«Вот теперь ты дело говоришь», – подумал я.
Пока мы перебрасывались фразами, Мудрец снял с себя матросские лохмотья и вначале нарядился в капитанские бриджи, а затем и в капитанскую рубашку. Но рубашка была вся забрызгана кровью, и Мудрец снова надел свою. Потом он набросил на плечи капитанский мундир и развязал ленту, стягивавшую волосы. Последней он водрузил на голову капитанскую треуголку. Ее перья качнулись на ветру. Когда он повернулся ко мне, я увидел преображенного Бартоломью Робертса. За время своих плаваний он поздоровел. На щеках играл румянец. Солнце блестело на его темных курчавых волосах. Он стоял передо мной, облаченный в красный капитанский мундир, красные бриджи и белые чулки. Треуголка удачно завершала его облик. Передо мной был пират до мозга костей. Настоящий капитан пиратского судна.
– Надо убираться из лагеря, пока сюда не явилось подкрепление португальцев, – сказал Мудрец. – Сейчас главное – поскорее вернуться на «Бродягу». Я намерен обратиться к команде и хочу, чтобы ты свидетельствовал моим словам.
Я догадывался о его дальнейших действиях. С одной стороны, они меня удивляли: ведь на судне он был обыкновенным матросом. А с другой… это же не кто-нибудь, а Робертс. Мудрец. Человек с неистощимым запасом трюков.
Команда «Бродяги» с нетерпением ждала известий о вылазке. Верный своим намерениям, Мудрец взобрался на ящик, потребовав внимания. Матросы смотрели на него во все глаза. Новичок, на судне без году неделя, и вдруг посмел явиться к ним в капитанском одеянии.
– Честная служба дает человеку скудную пищу, грошовые заработки и обрекает на тяжелый труд. Однако мы, будучи джентльменами удачи, сами добываем себе богатство и живем в свое удовольствие, не чураясь наслаждений и не обременяя себя работой. Мы свободны и сильны… Кто, находясь в здравом уме, откажется от такой жизни, когда единственное, что угрожает пиратам, – это косые взгляды тех, у кого нет ни силы, ни величия?
Я с вами всего полтора месяца, но этого времени мне хватило, чтобы впитать ваши взгляды на жизнь и сделать их своими. Я проникся ими с такой силой и убежденностью, что это даже может вас пугать. Еще бы! Вы видите во мне отражение ваших чаяний, ставших намного ярче. Но… если вы видите меня своим капитаном… я готов им стать, черт побери!
Надо отдать ему должное: это была зажигательная речь. Несколько коротких фраз, утверждающих его общность с матросами, и они уже были готовы есть с его ладони. Но у меня были свои интересы. Дождавшись конца собрания, я подошел к Мудрецу и разыграл свою карту:
– Я ищу Обсерваторию. Мне говорили, что ты – единственный, кто знает туда дорогу.
– Тебе сказали правду. – Мудрец смерил меня взглядом, словно подкрепляя свои впечатления. – Хотя мне и не по вкусу твоя прыть, я вижу в тебе задатки гениальности… Бартоломью Робертс, – сказал он, протягивая руку.