Глава 20

Взваливаем на плечи неподъёмные ранцы с вещами и едой, увешиваемся флягами с водой, входим в тоннель, идущий круто вверх и началось самое утомительное путешествие за всю нашу подземную одиссею. Кругом одни и те же стены, дороги конца нет. От постоянного подъёма ноги не просто гудят, срываются в набат, а в минуты отдыха мышцы крутят судороги и вроде, с уменьшением продовольствия, ранцы становятся легче, но кровоточащие плечи отказываются в это верить. Затем в рюкзаках из съестного ничего не остаётся, и мы переходим на подножный корм. На удивление, Светочка и Игорь неплохо переносят путь, и даже ухитряются собирать оранжевые грибы, которые для нас сейчас единственная пища. Жутко есть их в сыром виде, но вариантов нет, огня не разожжешь, здесь ничего нет из чего можно состряпать костёр. Очень мокро, но воды в естественном состоянии нет, она вся на поверхностях стен в виде мелких капелек, приходится смачивать платки и отжимать влагу прямо в рот. Иногда наваливаются приступы отчаянья, а вдруг этот ход ведёт в никуда, но мы бредём как зомби и когда уткнулись в металлический люк, не сразу поняли, что произошло.

Я щупаю металл руками и не нахожу следов задвижек, скоб, скрытых запирающих механизмов — Мы заперты? Неужели это милая шутка Гроз Гура? Нам что, назад возвращаться?

— Да нет, быть такого не может! — Семён упирается в неё плечами, сгибает ноги, делает несколько глубоких вдохов и выдохов, и… рывок. Люк на удивление легко откидывается и, в это же мгновенье нас ослепляет свет луны, а небо — всё в жемчужных россыпях звёзд! Выскакиваем как полоумные, мы на развалинах древнего капища, бросаем вещи на землю. Рвём душистую траву, танцуем и кричим от восторга. Пьянящий степной аромат, ветер с запахом хвои и… пахнет морем!!! Но где мы? Местность незнакомая. Вокруг степь, лишь вдали, в призрачном свете, едва просматривается кромка тёмных скал, а за лохматыми холмами, гудят на ветру сосны.

Безудержное веселье отрезвляет близкий рык хищника. Да, мы дома, но и здесь надо бы вести себя уважительно. Смолкаем. Оглядываем развалины. Где бы переждать ночь? Рыскаем между камнями, всё невероятно древнее, стены давно обвалилось и занесены землёй. Повезло, что люк находится высоко над поверхностью, в каменной плите. Ветром, постоянно сдувает с него пыль, не даёт превратиться ей в толстый слой почвы.

Вездесущая детвора всё же отыскала небольшую, полуразвалившуюся пещерку, образованную из обрушившихся когда-то крупных гранитных блоков. Ставим им отлично. Натаскиваем сухих веток, разводим костёр, прижимаемся друг к другу, с нетерпением ждём, когда придёт рассвет.

Трещит костёр, угольки вспыхивают, рассыпаются на множество ярких светляков. Поджариваем на веточках всё те же оранжевые грибы, что нарвали наши ребята на стенах бесконечно длинного тоннеля, а из головы всё ещё не выходит подземный мир. Семён взгрустнул, я с пониманием обнимаю за плечи. Детвора спит, как щенята прижались друг к другу. Какие они беззащитные и как смогли выжить в таких непростых условиях? Не каждый матёрый взрослый смог бы продержаться даже небольшое время. Наверное, они просто дети, бог им помогает.

Как здорово дышать родным воздухом. Дым задувает ветром в пещерку, глаза слезятся, но мы балдеем даже от этого. Дома всё хорошо, и запах навоза крупных травоядных животных, и зудящие комары, неудобные булыжники под спинами, даже рычание прохаживающихся неподалёку хищников, не приносит дискомфорта.

Ведём неторопливый разговор о прошлом, о будущем. Язык у друга постепенно заплетается и, на неоконченной фразе, клюёт носом и уже посапывает рядом с детьми. Я сижу в одиночестве, подкладываю толстые ветки в костёр.

Под утро нестерпимо хочется спать, но делать этого нельзя, в опасной близости трутся о камни степные львы. Они порыкивают, распространяют вокруг себя терпкий звериный запах, но к нам в развалины не прыгают, дым и огонь их отпугивает. Чтобы создать достаточную завесу из огня, приходится подкладывать всё новые и новые порции дров, а их совсем мало. Надо бы разбудить Семёна, но рука не поднимается, так сладко он спит, обняв могучей рукой Светочку и Игоря.

Но вот занимается заря, ещё очень тусклая, но перья далёких облаков окрашиваются в нежно лиловый цвет. Утренние птицы проснулись, выводят резкие трели, семейство львов наконец-то неторопливо уходит в степь.

Со свежестью утра, сон отступает. С наслаждением взираю на просыпающую природу. На пучках травы сверкают капельки росы. После холода ночи, кузнечики разминают мускулистые лапки, пауки зависли в ажурных паутинах, в отдалении густая трава расходится в стороны, небольшое стадо буйволов лениво бредут в известном только для них направлении.

— Доброе утро, — слышу сонный голос друга. — Чего не разбудил?

— Тебя растолкаешь, храпел так, что все львы разбежались, — хмыкаю я.

— Ты вообще не спал? — приподнимается он на локтях.

— Не привыкать, — зеваю так, что хрустнуло за ушами и хлёстко щёлкнуло по затылку.

Семён выбирается из тесной пещерки, потягивается, улыбается восходящему солнцу, набирает горсть росы в ладони, умывается, фыркает от удовольствия.

— Интересные развалины, — оглядываясь, говорит он.

Я, так же выползаю наружу, разминаю затёкшие члены, смотрю по сторонам. Мы на обочине концентрически расположенных плит. Кое-где лежат, словно оплывшие свечи, длинные валуны.

— Ты знаешь, что это такое? — мне понятен рисунок из камня. — Это свастика.