– Но в первую очередь вы покупаете моё молчание.
– В первую очередь, – с нажимом заявил Торндайк, – я прошу вас явиться ко мне сегодня в половине восьмого вечера. Если после этого вы увидите кого-то, кого вам захочется застрелить из вашего карманного револьвера, – это будет исключительно ваше дело.
Глава двадцать восьмая
Когда в тот же вечер Мерси подходила к особняку Торндайка, во всех его окнах горел свет. Дорожку, ведущую от улицы к парадному входу, обрамляли шипящие газовые фонари; вокруг каждого в тумане светился дрожащий «нимб». Большая группа джентльменов в чёрных пальто и цилиндрах как раз заходила в дом, хозяин тепло приветствовал их.
Торндайк заметил Мерси ещё в сутолоке прихожей и улыбнулся, бросив взгляд на её новое платье. На мгновение он и правда показался ей богатым дядюшкой, который рад видеть племянницу.
– Дорогая Мерси, ты явилась вовремя, – произнёс он, когда она оказалась перед ним в череде гостей. Конечно, теперь он должен был обращаться к ней по имени, чтобы соответствовать легенде, которую они придумали. Однако ответное обращение «дядя Эдвард» решительно не шло у неё с языка, и в конце концов она просто произнесла:
– Я бы не простила себе, если бы опоздала хоть на минуту.
В холле дворецкий и несколько лакеев разносили напитки гостям – по большей части седовласым джентльменам, которых в зале насчитывалось около двух десятков. Мерси осознала, что, кроме неё, женщин среди присутствующих не было. Она ощущала на себе любопытные взгляды, неодобрения в них тоже хватало.
– Сейчас вы думаете, – шепнул ей Торндайк, – что лучше вам было сюда не приходить.
– Я думаю, – возразила она, – что вы отлично знали, что меня здесь ожидает, и это не имело для вас ни малейшего значения.
– Ваши услуги будут должным образом вознаграждены, – заметил он, пожав плечами.
Торндайк представил Мерси некоторым из гостей, которые приветствовали её вежливо, но без особого энтузиазма, и быстро возвращались к своим беседам о плохих книгах и бездарных литераторах. Аура библиомантов была заметна лишь у немногих.
Полчаса спустя – к тому времени Мерси чуть не умерла со скуки – в зале один за другим появились двое молодых людей, примерно двадцати пяти лет от роду. Один из них был рассеянный, немного неуклюжий юноша с тёмно-русыми коротко подстриженными кудрявыми волосами. Он бегло улыбнулся ей – после она поняла, что улыбка предназначалась Торндайку, который незаметно подошёл и встал за её плечом.
– Персиваль Ферфакс, – тихо произнёс Торндайк возле самого её уха. – Многообещающий юноша с большим будущим, хорошими манерами и бойким пером.
На секунду Мерси показалось, что Торндайк хотел добавить ещё что-то, – несомненно, нечто призванное уравновесить его похвалу, в полном соответствии с его критической натурой, – однако радушный хозяин уже поспешил прочь, чтобы поприветствовать следующего гостя. Кажется, как раз к маркизу де Астараку. С этой минуты Мерси старалась не выпускать француза из поля зрения.
У Астарака был взгляд хищной птицы – мрачный и настороженный. Улыбка, игравшая на его губах, не мешала глазам сохранять серьёзность. Его причёска не соответствовала моде: чёрные волосы выглядели слишком длинными, пряди падали на лицо, свешиваясь вдоль щёк. Он вежливо приветствовал других членов Ложи, находя почти для каждого пару приветливых слов: зачастую это были комплименты по поводу последних публикаций в солидной прессе. Мерси он, по-видимому, игнорировал – возможно, потому, что его окончательное вступление в Ложу хорошего вкуса зависело не от неё. Слушая на расстоянии его реплики, она с удивлением заметила, что его английский был безупречен, а его голос невозможно спутать ни с каким другим.
– Он говорит на полудюжине языков без какого-либо французского акцента, – произнёс кто-то, стоявший за плечом Мерси. Его аура библиоманта защекотала ей кожу. Мерси обернулась: человек с полупоклоном улыбнулся: – Персиваль Ферфакс. Только не вздумайте называть меня Перси.
Вблизи молодой человек не казался таким уж юным, и неуклюжесть тоже куда-то подевалась.
– Готов поспорить, – продолжал Ферфакс, – в этом обществе вы чувствуете себя настолько же не в своей тарелке, как и я сам. Честное слово, если я ещё хоть раз услышу от кого-то из этих господ о том, что последняя книга, которую им пришлось прочесть, несомненно, является худшим образцом литературы последних лет, я разобью свой бокал из-под шампанского и вскрою себе вены.
Она протянула ему свой бокал: