Многие из химер взвизгнули, услышав нечто настолько непотребное, а именно упоминание родства с животным. Не только его сиятельство возмущённо роптал. Касательно грозного ду’амута, он, пожалуй, единственный из собравшихся здесь полуангелов не потерял хладнокровие:
— Вот как… — Соли подошёл поближе и начал демонстративно осматривать мускулистого телохранителя. —
Быть может, если бы хоть один мускул на лице этого монстра дрогнул, если бы хоть что-то в его расслабленной позе изменилось, то у этого опытного воина, у одного из сильнейших ду’амутов был бы шанс отреагировать. Однако Соли совершенно не выглядел готовым к бою, он вообще не выглядел готовым хоть к чему-то. И единственное, что изменилось в нём, так это положение его руки. Его руки, сжимавшей мизерикорд, кинжал, который пронзил подбородок ду’амута, пригвоздил его язык к нёбу, отделил его мозг от жизни, а следом и всё остальное тело, которое безмолвно соскользнуло наземь.
И этот излучающий безразличие и неготовность к чему-либо монстр, стряхнув кровь полушакала с мизерикорда, буднично поинтересовался:
Соли подходил всё ближе к ба’астиду, однако никто из столпившихся благородных господ не спешил ему на выручку. И дело было вовсе не в том, что они боялись. Происходящее всего лишь настолько противоречило их здравому смыслу, что они попросту не знали, что делать в выходящей далеко за рамки привычного ситуации.
К удаче ба’астида на шум прибежали стражники, они с трудом протиснулись сквозь кольцо зрителей и направили алебарды на Соли.
Глава стражей (Соли отметил, что им был не ба’астид, а му’ухапий с лягушачьими чертами) громко крикнул