Глава первая. Печальное начало.

Маленький зал церквушки понемногу начинал заполняться разношерстной публикой. Я уже давно сидел на задних рядах, теребя в руках потертую Библию в красном кожаном переплете, и во все глаза рассматривал прихожан.

Хмурые и зареванные лица, сурово поджатые губы, красные опухшие глаза, черные одежды. Нет, это не сборище очередных любителей готической музыки, собирающихся петь устрашающие литании в надежде призвать Диавола в наш мир. Это просто люди, пришедшие в церковь дабы почтить память одного паренька, который сейчас лежит перед алтарем в большом и красивом ящике. Хотя вот пареньку-то уже откровенно насрать на все. Тем более на всякие сопли и слезы. Но против традиций не пойдешь. Память о них жива и передается из поколения в поколение. Так было с египетскими мумиями, которых вытеснили новые боги, а тех в свою очередь выперло христианство и другие конфессии. И в каждой религии, кроме ебанутых обычаев острова Борнео, полагалось выражать крайнюю степень печали и раскаяния, когда кто-нибудь забирался в большой и красивый ящик, обитый белым шелком.

Рядом со мной присела миловидная женщина в черном платье и таком же черном платке. Ее сопровождал высохший, как древний пергамент, старик с пигментными пятнами на желтой и сморщенной коже. Я вежливо подвинулся в уголок, освобождая им место. Женщина, шурша платьем, уселась на потемневшую от времени скамью и достала из небольшой сумочки платочек, которым промокнула свои глаза. Старик ласково взял ее под руку и принялся поглаживать ее пальцы своими высохшими стручками. Женщина тихо всхлипнула.

- Такой молоденький. Еще жизнь не видел, а уже ушел, - сказала она.

- На все воля Бога, милая, - ответил старик. Голос у него был хриплый и прокуренный, а когда он тяжело вздохнул, то в воздухе разлился аромат вылаканного недавно коньяка. Я хмыкнул и пробубнил себе под нос:

- Пафоса-то сколько, - но женщина в ответ лишь заплакала, прижавшись к плечу своего спутника.

- Сейчас он в лучшем мире, Наталья, - ласково произнес тот, легонько сжимая руку женщины. Я фыркнул, не стесняясь в выражениях.

- Уже ждешь момента, как запустить ей свою сморщенную длань в трусы, старый уебок? – женщина медленно повернулась в мою сторону, заставив меня опустить взгляд и пробормотать извинения. – Простите. Стресс сказывается. Конечно, это ваше дело, кто и как будет совать свои руки в ваши трусы. Не обращайте на меня внимания.

Пока старик утешал женщину, не уставая ее поглаживать и пощупывать, я принялся рассматривать остальных прихожан. Исключительно от скуки смертной.

В первых рядах сидели пятеро моих друзей. Я не хотел идти к ним. Плачущие люди всегда вызывали у меня странное желание забиться в уголок и тихо ждать, пока все не закончится. Да и подобные церемонии меня пугали, несмотря на то, что я любил слушать песенки Darkthrone и Anal Cunt. Меня удивлял один момент. Как это у Макса, который был стойким ненавистником церкви и всего, что с ней связано, сейчас не плавилось лицо, и ангел не протыкал своим сверкающим копьем его богохульные глаза с языком. Может потому, что сейчас Макс сидел с выражением невероятного сожаления и неистово протирал колени в своих мыслях, каясь в ужасных грехах.

Рядом с ним сидел Антон, Маразма, Галя-Заяц и Юра. Все мои друзья. Они были друзьями и того паренька, лежащего в ящике у алтаря. Мы все были металистами. Неформалами. Любителями тяжелой музыки и провокационных текстов. Антон был самым старшим в нашей компании. Тучный парень с роскошными длинными волосами, за которые любая топ-модель продаст Диаволу душу. Антон был немного косым и жутко этого стеснялся. Один из его глаз смотрел прямо в переносицу, но собеседнику казалось, что Антон знает все и его глаз пялится прямо в душу. Поэтому мы все избегали смотреть ему в лицо, зная, что друг от этого не в восторге. Лишь один раз его глаз почти встал на место. Спасибо Маразме, которая бухнула в гамбургер парня самый настоящий кайенский перец. Антон побагровел, а мы узрели чудо и спустя пару минут самую настоящую ярость одного из всадников Апокалипсиса.