– Ну, как и чем ты ей в Москве поможешь? Ты вон в селе не знаешь, что да как.

– Не знаю, Гриша мой родимый, но чую – надо поспешать.

– Прямо сейчас?

– Сию минуту. Заводи машину.

– Так поезд только вечером. Успеем.

– Поеду до Ростова. Там много ходит поездов!

– Ты, верно, спятила. Опомнись. Давай сначала позвоним.

– Куда, Гриша? Мы ж толком не знаем, как с ней связаться. А мальчики на море, чего их понапрасну-то тревожить! Адрес знаем – и найдем.

По подоконнику скользнул первый солнечный луч. Григорий тоже стал одеваться.

– А, и поехали. Вдвоем всегда сподручней. Одну тебя не отпущу. Если дочке худо, рядом должен быть кто? Отец!

Леся посмотрела на него и прослезилась.

– Гриша, – покаянно вздохнула она. – Я давно хотела тебе признаться…

– Дочь она мне, самая что ни на есть родная кровиночка, – он обнял жену и с рушником через плечо вышел во двор, к рукомойнику.

Леся прислушалась. Ходики на стене, мерно тикая, показывали начало шестого. За окном разминались первые птицы, срывались на хрип запоздалые петухи, приветливо шелестели плакучие ивы у заросшего пруда. Все, как во времена ее грешной юности. Ой, ли? Все иначе. Она долгие годы в мире и согласии живет с любящим мужем, самым надежным и заботливым человеком на свете. И это – величайшее из земных благ. Григорий – мужчина, предназначенный ей судьбой. Их брак – лучшее, что могли ниспослать небеса. Леся опустилась на колени перед иконой и стала молиться.