- Как? Я думала, мы летим к тебе во дворец!
— Само собой. Увидитесь, в смысле, когда ты наведаешься к ним в гости.
- В этом нет нужды. Как только мы прибудем в твой дворец, я первым делом пошлю им весточку, что со мной все благополучно. Тем более, мне совсем не хочется покидать страну джиннов. Ифрит-соглядатай уже оповестил джиннов о нашем присутствии, но бояться нечего. - Она вскинула левую руку, и кольцо на среднем пальце ярко засияло в свете костра. - Узрев печать Сулеймана-ибн-Дауда, они падут ниц и будут молить меня не заключать их в медные кувшины, чтобы зашвырнуть в море.
- Сказка, Дунни... ты обещала сказку.
- Да, она называется «История о купце и духе».
Биллингс словно превратился в султана, а юная рассказчица - в Шехеразаду.
- Был один купец среди купцов, и был он очень богат и вел большие дела в разных землях. Однажды он отправился в какую-то страну взыскивать долги, и жара одолела его, и тогда он присел под дерево и, сунув руку в седельный мешок, вынул ломоть хлеба и финики и стал есть финики с хлебом. И, съев финик, он кинул косточку - вдруг видит: перед ним ифрит огромного роста, и в руках у него обнаженный меч. Ифрит приблизился к купцу и сказал ему: «Вставай, я убью тебя, как ты убил моего сына!» — «Как же я убил твоего сына?» - спросил купец. И ифрит ответил: «Когда ты съел финик и бросил косточку, она попала в грудь моему сыну, и он умер в ту же минуту». «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! - воскликнул купец. - Нет мощи и силы ни у кого, кроме Аллаха, высокого, великого! Если я убил твоего сына, то убил нечаянно.
Когда Биллингса наконец сморил сон, подсознательно навеянный сказкой, ему привиделось, будто он попал в другую арабскую «ночь». Началось все вполне невинно: Биллингс высаживал у себя на заднем дворе ранние помидоры. В реальной жизни он сажал ранние помидоры каждый год, чтобы затем от души посмеяться, глядя, как фермеры из овощных палаток торгуют ими по доллару за штуку. Потом вдруг нагрянула его бывшая подружка, учительница, на своем новеньком «фиасе-хабли». Она выбралась из машины и, обогнув трейлер, направилась на задний двор. Девушка была высокой блондинкой, а серовато-синие, явно сшитые на заказ брюки придавали ей сходство с почтальоном. «Всегда считала, что с твоими мозгами можно найти занятие получше, чем копаться в земле», — бросила она. Биллингс ненадолго оторвался от свежевскопанной почвы: «Ты говоришь так потому, что не способна в полной мере оценить несравненный вкус первых помидоров и, в силу высокого дохода, готова выложить за них кругленькую сумму». «Дураком был, дураком остался», - парировала девушка, которая никогда не питала к нему особой симпатии и которую звали Джун. «Работать руками на крохотном участке, когда машины делают то же самое в десять раз лучше и в промышленных масштабах, - только ради того, чтобы сэкономить пару грошей». «Люди с твоим уровнем дохода пренебрегают мелкими монетами, а зря: сэкономленные гроши неукоснительно растут по экспоненте, даже на них можно сколотить целое состояние». Джун презрительно скривилась: «Я преподаю математику и точно знаю: гроши не растут ни по экспоненте, ни как-либо еще, и состояние на них не сколотить». «Уверен, ты никогда не слышала о Джоне Д. Рокфеллере. Он создал империю, экономя мелкие монеты, а прославился тем, что пригоршнями раздавал десятицентовики простому люду». Джун язвительно улыбнулась: «О Рокфеллере я знаю не понаслышке. Изучала в колледже. Он был вором, отсюда его богатство. Награбленное он хранил в финансовых пещерах и держал на службе тридцать девять разбойников. Однажды, когда вся шайка возвращалась
Биллингс очнулся под завывания ветра, хотя никакого ветра не было. Снаружи давным-давно рассвело. Дуньязада по-прежнему сидела у входа в палатку. Обхватив колени руками и уронив голову на грудь, она крепко спала.
Сам виноват, доверился пятнадцатилетней девчонке. Хотя какой смысл терзаться угрызениями совести, ведь ничего страшного не случилось. Биллингс резко сел.
- Дунни, уже утро.
Сонно моргая, она наблюдала, как он выбрался из палатки и с наслаждением потянулся. Биллингс отлично выспался и чувствовал себя на миллион долларов. Следом в душу закралось беспокойство. В воздухе ощущался едкий запах, противный гул не смолкал. Внезапно Биллингс понял, почему. Вдоль кромки оазиса медленно кружили песчаные вихри, точь-в-точь как тот, что вчера перевоплотился в джинна. «Ууууу, - завывали вихри. - Ууууу».
V. Птица-мать
- Посторонись, Билл! — воскликнула Дуньязада. — Я с ними разберусь!
Она вскочила и встала рядом, готовая в любой момент пустить в ход кольцо. Незваных гостей было не сосчитать, но они явно обложили оазис со всех сторон. Биллингс выхватил морозитель.
Дуньязада воинственно вздернула подбородок. В других, более благоприятных обстоятельствах, ее кровожадная гримаса показалась бы забавной. Биллингс потащил девочку вглубь оазиса.
- Дунни, их там целая армия!
Такие доводы разозлили ее окончательно.
- Не важно! Я все равно не боюсь! Гляди, один перевоплощается.
Она ткнула пальцем в смерч, который отделился от собратьев и приблизился к кромке оазиса. Вскоре обозначились крючковатые ручищи, косолапые ступни, голова-котел. Джинн смотрелся братом-близнецом вчерашнего ифрита, только был в разы больше. Смерив путешественников жерновами глаз, существо оскалило зубы и, превратившись в песчаный вихрь, присоединилось к остальным, распространяя после себя едкий запах.