— Нам за это не платят, — хмыкнул сотник, — поди, рядом с толстяком стоял его охранник, верно?

— Да.

— Ну вот, — усмехнулся сотник, — сегодня плетей получит и будет дальше внимательнее к делу относиться.

— Или выгонят без гроша, — добавил десятник.

— А ты, значит, честный? — вдруг прищурился подтянутый мужчина.

— В меру, — уклончиво ответил Алексей, — без фанатизма.

— Не хочешь в дружину вступить?

— Так я с утра не употребляю, — огорчённо развел руками участковый, — только по вечерам, редко, по чуть-чуть.

— Это ж хорошо! — вскинулся мужчина, не обращая внимания на то, что десятник дотронулся до его рукава, — Нам такие и нужны. Да не тяни ты меня, сам разленился и своих не гоняешь. Что, испугался конкуренции?

— Да я прямо сейчас могу его нахлобучить! — лицо десятника обиженно покраснело, — Пусть выходит на честный бой!

— Не, — замотал головой Алексей, — в другой раз. Тем более, что в дружину я вступать не хочу.

Провожавший до ворот Алексея десятник настороженно смотрел на него всю дорогу и успокоился только тогда, когда участковый покинул территорию гарнизона.

— Эх, — молодой человек оглянулся по сторонам, — куда пойти-то?

Неожиданно взгляд наткнулся на сидевшего на корточках седоватого старичка в старой поношенной рубахе и порванных на коленях штанах. Старичок подпирал спиной высокий забор гарнизона и внимательно смотрел на Алексея. Участковый подмигнул дедушке и вновь отправился на рынок. Ну, куда же ещё идти?

Рынок по-прежнему шумел и торговался. Солнце уже поднялось, не спеша прятаться за облаками. Народ недовольно щурился и постепенно расходился по домам.

За одним из прилавков разгорелся спор и мгновенно толпа нахлынула туда потешить своё любопытство. Алексей протолкнуться не смог, но с высоты его роста он и так всё увидел.

Покупательница пронзительно верещала о том, что продавщица обманула её, неправильно посчитав сдачу, и требовала честной народ намять бока мошеннице. А продавщица орала, что та дала ей только двадцать копеек медью, а не рупь серебром.

— Зараза такая! — голосила женщина в тёмно-синем сарафане, — Что ж это делается, люди? Доколе мы будем это терпеть?! Рыночные торгаши совсем оборзели! На глазах раздевают догола!

Возражения продавщицы тонули в нарастающем гуле народного протеста. Так ведь её сейчас побьют, сообразил участковый, а товар нагло растащат.

— Я знаю, что надо делать! — громовой голос Алексея перекрыл все шумы. Воцарилась мёртвая тишина. Такого не ожидал никто.