Оставив карабин в машине, я выпрыгнул из машины. Эх, хорошо то как! От близкой реки пахнуло влажной свежестью, легкий ветерок трепал волосы, мягкое, весеннее солнце приятно согревало лицо. Если б не это всё…

— Ба, Денис! Где так долго?! — сразу успокоился Вадим, узнав меня. — Тебя тут с утра ждут! Проезжайте!

Пока я здоровался с егерем, колонна проехала за блокпост, остановившись у крайнего дома с красной крышей. Наши выбирались из машин, беспокойно оглядываясь. Матвеич вышел, пошатываясь, тут же отбежал к обочине и начал блевать, согнувшись пополам.

— С боем пробивались, Вадим… В Большом такого насмотрелись, что тесть, вон, кишки сейчас выплюнет…

Договорить я не успел. Из калитки выбежала моя мама, одетая в охотничий камуфляж. Как всегда, улыбчивая и ухоженная, словно жила не в деревне, а в центре столичного города. Несмотря на шестидесятилетний возраст, она сохранила свою красоту, вместе с привычкой пользоваться аккуратным количеством косметики. Следом за ней вышел отец, с неизменной «вертикалкой» за спиной. Приняв от меня в подарок на юбилей охотничье ружье «беретта», батя носился с ним, как с главной ценностью всей жизни, игнорируя любое другое оружие. Неторопливо, в отличие от мамы, он пошел в мою сторону, по пути здороваясь за руку с Бэтэром, Лукиным и Ксенией. Матвеичу, возле которого хлопотали жена и Алька, только кивнул. Впрочем, тому сейчас было не до приветствий — Вера Ивановна поддерживала его, пока он пытался умыться из бутылки, расплескивая дрожащими руками воду.

Оказавшись в жарких объятиях, сначала матери, а потом и отца, я окончательно почувствовал себя дома. Скупые слезинки в уголках глаз мамы, заострившиеся черты отцовского лица, и без того резкие, выдавали пережитую тревогу.

— Мам, пап, что случилось? — спросил я, когда, наконец, мы перестали обниматься.

— Да тут, сынок, такое дело… — ответил отец. — Из Нового утром приезжали, у них людей побили, да ты, наверное, сам уже знаешь.

— Да, знаю…

— Неспокойно в округе. Бандиты там были. Через нашу деревню ночью две машины пролетели, Федор, лесник, видел. За реку поехали. Мы с утра туда сунулись, а там у пристани, возле кафе, толпа этих, больных…

— Что вы сделали с ними? Никого не укусили? — встревожился я.

— Не… Мужики издалека на них посмотрели, да уехали. Ты же предупредил, что они заразные, а я мужикам сказал, чтобы не приближались. — успокоил меня отец. — Так там и ходят…

— Черт… — тяжело вздохнул я. — Придется ехать… Разбредутся по округе, беды не миновать…

— Да что ж ты сынок, куда собрался? — запричитала мать, положив руки мне на плечи. — Пускай, милиция и врачи с ними разбираются!

— Нет больше милиции, мам… И врачей тоже… — мне было неприятно огорчать её, но бесконечно скрывать правду ещё хуже. — Мы сами по себе теперь. Как всегда…

— А что вы с ними будете делать? — не унималась мать. — Они же заразные, ты сам говорил!

— Ма… — я посмотрел ей в глаза, не решаясь сказать, что именно мы сделаем. — Мы аккуратно… На паром загоним и запрем!

Оставив родителей, я пошел к Виктору, окруженному толпой местных. Одетый, снаряженный и вооруженный, как крутой спецназовец, он моментально оказался в центре внимания. Мужики с интересом рассматривали снарягу, расспрашивали, разглядывали навороченный обвес карабина. Впрочем, Витек никому не давал оружие в руки, лишь показывая и объясняя его характеристики и возможности. Оно и к лучшему, что его так отвлекли, смотреть на мою встречу с родителями ему было бы невыносимо…

— Игорь, Витек! Собрались, нам придется прогуляться! — скомандовал я, вокруг сразу стало тихо. — Надо к парому на Мышкин проехаться, тут недалеко. Там, похоже, то же самое, что в Большом…

Местные сразу загудели, кто осуждающе, а кто и с готовностью помочь. Лукин скривился и закатил глаза, Бэтэр, наоборот, облегченно встрепенулся. Обычно становившийся центром, душой компании, сегодня Одинец был совсем в другом настроении. Понимаю, брат, сам хочу забиться в глухой угол, никого не видеть…