Первый отряд включал «Андрея Первозванного», «Славу» и «Императора Павла».

Второй — «Полтаву», «Севастополь» и «Петропавловск».

Третий отряд возглавляли два линкора — «Цесаревич» и «Гангут».

За линкорами двигались крейсера, также распределенные по трем колоннам: «Рюрик» и «Адмирал Макаров» — в первой, «Богатырь» и «Олег» — во второй, наконец «Диана» и «Аврора» — в третьей. Затем следовали эсминцы и транспорты, в основном бывшие гражданские пароходы. Более мелкие суда и подводные лодки остались в Ревельской гавани.

Линкоры возглавили кильватерный ордер не случайно. Ледоколы с трудом разламывали мерзлое поле, и пробитый ими фарватер был узок для морских кораблей. «Гангуту», «Андрею Первозванному» и «Полтаве» приходилось тяжелыми бронированными корпусами по возможности его расширять. Продвигаясь сквозь замерзшее море, три несчастных линкора содрогались от сокрушительных ледяных ударов.

За время пути от Тарту к Ревелю я успел подробно ознакомиться с судьбой Балтийского флота, и сейчас она казалась мне странной. По данным энциклопедии, новейших кораблей, построенных по образцу знаменитого британского «Дредноута», на 1917 год в Балтфлоте имелось целых двенадцать. Однако в годы Великой войны они не участвовали ни в одном сражении и стояли прикованные к причальным стенкам. Война на море, исходя из ее пассивно-оборонительной тактики, принимала для России такой характер, что линейный флот, на который потрачено было столько надежд и усилий, не требовался. Однако будущее российских кораблей, подробно расписанное в энциклопедии, казалось еще более гнетущим.

Строительство четырехновейших линкоров-супердредноутов, [12]потребовавшее затрат колоссальных средств и сил непосредственно во время войны, явилось напрасным рывком — после революции они не были достроены, после Гражданской — проданы на слом.

Восемь новейших крейсеров [13]так и не вступили в строй. После революции либо взорваны англичанами, либо переделаны в плавучие базы и танкеры.

Два крейсера, построенные и едва спущенные на воду в немецком Данциге, [14]конфискованы немцами в первый же день войны — то есть буквально подарены врагу.

Девять эсминцев, заложенные на Мюльграбенской верфи в Риге, [15]также не достроены, а их паросиловые установки, изготовленные в Германии и полностью оплаченные российским золотом, использованы на немецких эсминцах.

Однако будущее достроенных кораблейпоражало меня еще более.

Читая справку, описывающую историю русских военных судов после революции, я только моргал глазами, не вполне веря содержанию прочитанных фраз.

«Взорван англичанами при отступлении интервентов», «конфискован Германией по условиям Брестского мира», «интернирован во Францию по окончании войны», «после революции отбуксирован в Турцию», «продан на слом датской фирме», и, пожалуй, самое достойное в позорном списке — «разобран на металл в Петрограде»…

Судьба корабля, говорят, подобна судьбе человека. А значит, линкорам и крейсерам, что я вел сейчас к устью Невы, было за что сражаться.

За свое будущее или за достойную смерть!

Всего отряд для пиратского налета на собственную столицу насчитывал восемь линкоров, шесть крейсеров, двадцать судов сопровождения, одиннадцать тысяч (!) человек штатного экипажа и восемнадцать тысяч бойцов абордажных команд.

В качестве первоначального флагмана для экспедиции я выбрал «Гангут». Традиционно флагманским кораблем Балтийского флота являлся не сверхдредноут, а легкий быстроходный крейсер. Для Непенина во время войны таковым был новейший Рюрик, однако я не видел необходимости следовать примеру вице-адмирала. В морском сражении, возможно, это имело смысл, однако для нашего рейда являлось новацией бесполезной. Как было принято в эпоху парусных кораблей и эскадренных броненосцев, я выбрал в качестве флагмана самый могучий линейный корабль.

Старые линкоры типа «Андрея Первозванного» или «Императора Павла» имели 926 человек экипажа и бронированный корпус в 140 метров от кормы до носового тарана.

Новейшие «Гангут», «Петропавловск», «Полтава», «Севастополь» — 1094 человека по штату и длину корпуса почти в 200 метров!

Нахождение на подобном стальном чудовище было явлением фантастичным, невообразимым — оно вдыхало в меня восторг. На верхней палубе хозяйничал трескучий мороз, а внизу, в машинном отделении, стояла невыносимая жара — котлы держались на максимальном давлении. Выдавая пределы мощности, паровые машины влекли нас сквозь толщу льда. Вперед, только вперед!