— Громов Павел, — спокойно отвечал тот. — Лейб-Машинист Его Императорского Величества бронесостава… Вы, Ваше Величество, уж почитай три года изволите со мной кататься. Осенью аналогичным экипажем Ливадию посещали.

— Подзабыл, прости, — наплевав на статус, извинился я. — По батюшке как?

— Александрович буду, Государь.

— Давай, Павел Александрович, не подведи меня. — Абсолютно панибратски я хлопнул железнодорожника по спине. — Надо отсюда уходить. Понятно мысль излагаю?

— Так отчего ж непонятно-то? Я под парами до Владивостока ходил и обратно. Надо — уйдем.

— Так палить будут, однако, — в тон лейб-машинсту ответил я, тыкая пальцем в стекло. — Видишь, на платформе стоят пулеметы? Пехотное орудие в переулке спрятано! И это только то, что я отсюда вижу. Плюс винтовки и бронемашина рядом с вокзальной хибарой. Ты об этом подумал?

Пал Саныч замотал головой.

— Не посмеют в Императора стрелять.

— Посмеют, Саныч, еще как посмеют. Но делать нечего — топи свою адскую машинку и двигаем отсюда полегоньку.

Павел Александрович кивнул мне бородкой, дал знак истопчим, и поезд, накачивая давление в паровой котел, плавно скользнул по рельсам.

Лавиновский, по всей видимости, еще не вернулся. С момента нашего расставания минуло едва пять минут, и у восставшего ротмистра наверняка сейчас шла самая жара по обмену телеграфной корреспонденцией. Солдатики его, переживая, засуетились вдоль вокзала и на перроне, прислуга возле орудия в переулке задергалась вокруг своей техники. Поезд меж тем без гудков и предупреждений ускорился и двинул вперед.

Расчет тут был верный. Если бы мы начали стрелять, то изготовленные к пальбе орудия и пулеметы тут же вышибли бы из нас дурь. Но отсутствие непосредственного командира, только что беседовавшего со «свергаемым» Императором, отсутствие стоящего над ним генерала Рузского, заведовавшего всей этой кухней, немного выбило солдатушек-изменников из надлежащего настроя. Пушка давно смотрела прямо в лоб головному локомотиву, но палить по царю без команды никто не решался.

— Давай! — заорал я Пал Санычу, глядя прямо в орудийный зев. — Валим, валим, пока не очнулись!

Набравший ход поезд мощно попер вперед.

В мгновение ока мы миновали орудийную засаду, платформу станции с пулеметами и таращащихся на нас безвольных стрелков. С вокзала выбежал надрывающийся Лавиновский, и только тут пришедшие в себя пехотинцы начали хаотично палить по нам из винтовок. Выстрелы мосинок затрещали, гулко отдаваясь в стенках вагонов, но было поздно уже, развернувшееся орудие дало залп, однако земля взрыхлилась от нас далеко — не попав по вагонам, снаряд ушел в перелет.

В этот момент движение поезда совершенно необъяснимо вдруг начало замедляться.

Вытаращив глаза, я с гневом бросился к машинисту, но тот лишь тыкал вперед раскрытой ладонью. За первым же поворотом, который мы только что проскочили, путь перегораживали грубо наваленные камни и бревна.

— Ну твари, — прокомментировал я совсем не по-царски, кровь ударила в голову, и почти не отдавая себе отчет, я заорал: — На таран!

— Чего?!

— Тарань говорю! В лоб!