Все стоят и вежливо пережидают. Действительно, мальчик – очарование, Пабло прекрасен в своем отцовстве.
Я вспомнила его служебную улыбку, похожую на гримасу: губы растянуты, глаза холодные. Иногда, когда никого нет вокруг, можно не улыбаться, Пабло расслабляется. Улыбка стерта. Зубы за губами, как положено. Его лицо на какое-то время становится суровым. Он устал. Трудно притворяться восемь часов подряд. Трудно улыбаться, когда не хочется. А сейчас – хочется. И трудно не улыбаться, когда хочется. Счастье рвется наружу, долетает до нас, и мы невольно заражаемся его настроением. Счастье – заразно, как и несчастье.
На рецепцию пришла работать новая девушка, Камилла. Итальянка со знанием русского языка, поскольку половина отеля – русские. Камилла окончила в Риме университет, отделение славистики. Защищала диплом по моим рассказам.
Я не удивляюсь. Я так давно в литературе, что уже стала предметом изучения, как Гончаров.
Камилла увидела в списке отдыхающих мое имя, и ее глаза от удивления стали круглыми как колеса.
– Виктория – гранде скритторе! – завопила она и помчалась по отелю с этой радостной вестью.
Забежала в ресторан, кинулась к Фаусто. Фаусто – главный распорядитель ресторанного зала. Он руководит официантами, он знает, кого куда посадить: русских – в один зал, итальянцев – в другой. Русских он тоже фасует на первый сорт и второй. Те, кто дает хорошие чаевые, – это первый сорт, их он сажает к окошку, с видом на сад. А второй сорт – в середину зала. Пусть скажут “спасибо” и за это.
Я всё время путала его имя, называла Мефисто, хотя он Фаусто.
Камилла налетела на Фаусто с криком:
– Синьора Виктория – гранде скритторе!
Фаусто заморгал глазами: какая Виктория? Вот эта, малозаметная, в старушечьей кофте?
Замечу: кофта дорогая и не старушечья, а очень модная. Просто итальянцы одеваются иначе. К ужину они выходят обязательно в черном и в бриллиантах, при этом натуральных.
Я могла бы себе купить черное, но в черном я похожа на осетинку в трауре. Черный цвет я не переношу. Это цвет космоса, пустоты, смерти. Белый цвет разлагается на семь цветов радуги, а черный не разлагается ни на что. Это конец. Недаром квадрат Малевича – черный. Что касается бриллиантов, я могла бы себе купить искусственный диамант величиной с пуговицу, ценой полтора евро, но ведь это заметно. Подделка тем и отличается, что бросается в глаза. А натурального бриллианта, кольца например, у меня никогда не было и не будет. Я воспринимаю свои руки как рабочий инструмент.
Завтрак и обед – в разных помещениях. Завтрак подавали на первом этаже в скромной обстановке. А обед – в ресторане, который располагался на нулевом этаже, – торжественный, бело-хрустальный.
На завтрак разрешалось прийти в халате, а в ресторан – недопустимо. Форма одежды для ресторана – “элеганто”.
Я не сразу поняла разницу и приперлась на обед в халате. Прямо с бассейна – в ресторанный зал.
Фаусто состроил зверское лицо и погнал меня энергично, как козу с чужого огорода, только хворостины не хватало. Он даже прихлопывал руками – я боялась, что он ударит меня по спине или даст пинком под зад.
Ужас… В респектабельный зал ввалилась тетка в халате, как корова, или, точнее, как свинья. Корова не подходит по размерам, а свинья вполне.
Я не обиделась. Удалилась восвояси, осознав свой просчет. Пошла в номер и переоделась, как подобает, в итальянские одежды, купленные здесь же, за углом.
– Гранде скритторе! – щебечет Камилла с испуганным лицом и хлопает ресницами.