Книги

33 отеля, или Здравствуй, красивая жизнь!

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что?

– Не обращайте внимания. Русская поэзия. Я бы на вашем месте выпил сердечных капель, Карло.

В одну минуту шестого на дороге в лучах восходящего солнца показались светящаяся рыжая женщина и светящаяся рыжая собака. Карло даже зажмурился, видимо, опасаясь, что этот огонь сожжет его дотла.

Немного приблизившись, женщина, вероятно, поняла, что возлюбленный ждет ее не один, а с товарищем, – и погасла. Собака продолжала светиться, предвкушая радость лесной прогулки. А женщина – погасла.

Карло представил меня своим приятелем, большим любителем трюфелей. Мы вежливо поздоровались. Я пожал ее совершенно безвольную руку. Несколько часов в лесу мы старательно искали чертовы трюфели. Потом вежливо распрощались, и Карло дал женщине денег за услуги трюфельного гида. Так здесь принято.

Вечером за ужином этими самыми трюфелями были обильно сдобрены все блюда в наших тарелках. Пышечка заботливо подливала мужу вина и причитала, что свежий трюфель – это, дескать, совсем не то, что трюфель, купленный в магазине.

На следующий день Карло с Пышечкой уехали. Я тоже уехал к вечеру.

В аэропорту я купил себе сувенир – магнитик на холодильник со строчкою Вергилия “Omnia vincit amor”. Вергилию было тридцать пять лет, когда он написал это.

Людмила Петрушевская

Жизнь-копейка

Рассказ

Сын Федя, уезжая из Гоа, поселил меня в новом, с иголочки, отеле, где всё было, как доктор прописал, – никакого общего коридора с переговорами уборщиц, бубнящим всю ночь телевизором за стеной и воем пылесоса по утрам.

Второй этаж, четыре балкона, два из них выходят в тень, в сад, немного жестяной и замусоренный, но всё-таки. Море в десяти минутах ходу. Две спальни и общая гостиная метров сто площадью. Где у фронтальной стены размещается длинный прилавок с электроплитой и всей необходимой утварью на полках (я никогда не завтракаю в отелях и всегда прошу снять мне номер с кухней).

Федя всё оплатил и в компанию мне оставил свою подругу К. Но она вела поначалу отдельную жизнь, и только обедали мы вечером вместе. Готовили по очереди.

Собственно говоря, Федя вообще не разрешал мне плавать одной, тем более что волны тут были порядочные. Войти вы войдете, но при попытке бегства возвратный прибой кидается вам под колени, подрубая все попытки выскочить.

И в первый же общий день я пошла на море с К., дождавшись, когда она соберется. Не хотелось ее запрягать в эту повинность. Сама поймет, если что. Пошли купаться радостно, кинулись в волны, всё чин чинарем. Когда я решила, что с меня хватит, я ей крикнула, что выхожу, а вы? Она помахала мне рукой и закричала, что поплавает еще. Дальше мне выпала тяжелая доля, пришлось несколько раз отступать, падать в прибое и т. д. Однако всё-таки я выбралась, разумеется, если сейчас пишу об этом. Но песок прибойный представлял собой как бы цемент, вот в чем дело, а падать пришлось. Короче, я поняла, что на море ходить мне придется самостоятельно.

Но волны были день ото дня всё шибче. А плавать входило в мою задачу, имелись проблемы с суставом, и врач-артролог, какой-то гений, на прием к которому я стояла в очереди полтора месяца, сказал, что единственное лечение – это плавание и велосипед. Зачем, собственно, Федя меня сюда и привез.

Плавать было надо, а выбираться из прибоя приходилось с подбитыми коленями.

Вечерами мы угощали друг дружку изысканными блюдами, по утрам нам привозили буйволиный йогурт, молоко и творог, фрукты лежали под кухонной секцией, манго, арбузы, дыни, груши и папайя, бананчики и мандарины и какие-то еще местные кукиши и груди.

Дальше мы расходились по своим спальням к компьютерам, я работала над романом, К. сочиняла текст оперы для четырех контратеноров и раздраженно переписывалась с родней, цитируя мне наиболее интересные обвинения той стороны. Я привезла с собой пинг-понговую ракетку и шарик и днем тренировалась в нашем зале об стену (гимнастику и йогу не выношу). Надо было возрождаться, а то мне грозила инвалидная палочка.

Но где плавать? Море становилось всё более сумбурным, именно так.