Где-то в ночном небе несся грузач с телами Мэга и Тода, с безумным Хиском, чахоточным Зетом и тремя таможенниками на борту. Адская машинка в его трюме ждала момента, когда Вайс включит общую систему связи. Этого Улье не сможет предотвратить. Даже если каким-то чудом выиграет схватку с двумя вооруженными конвоирами. Чтобы доложить о результатах осмотра и получить указания, таможенники воспользуются видексом грузача, но не успеют они повернуть рубильник…
Высоко в ночи зажглась сверхновая.
Ослепительные потоки света обрушились на Кос-мопорт с мгновенно поголубевшего неба. Казалось, все вокруг вспыхнуло белым пламенем, до рези в глазах, — так мощно полыхнуло фотонное топливо на орбите.
Но прежде чем погасла чудовищная вспышка, повергшая в изумленное оцепенение обоих конвоиров, Улье выстрелил из капитанского револьвера дважды. Два сдавленных вскрика слились в один. И два пистолета вывалились из простреленных рук.
А затем Космопорт снова объяла ночь, косо располосованная прожекторными лучами.
Глава 6…И ВСЯ ОЙКУМЕНА
Парящий в десяти локтях над постаментом обелиск, чье острие окутывали облака, можно было увидеть из любой точки Космопорта-1. По давней традиции многие разведчики приходили сюда перед тем, как уйти в рейд. Вот и теперь два человека стояли у громадного круглого цоколя, на котором алыми буквами человечество начертало свой главный и нерушимый Принцип.
— Вот не думал, что мой рейд окажется и впрямь последним, — сказал тот из двоих, что носил партикулярный костюм и при ходьбе опирался на трость.
— Неужто никакой надежды? — спросил его спутник, рослый атлет в комбинезоне с командирскими нашивками на рукаве.
— Почему же, есть. Мне предложили операцию, хотят удалить сустав и вырастить новый. Долгая морока, но ничего не попишешь, придется…
— Вот и отлично. Вылечишься — вернешься. Я похлопочу.
— Нет, командир, — возразил человек с тростью. — Я не вернусь в разведку.
— Как так?
— Видишь ли, я уже не тот малыш, у которого констатировали психологическую непригодность. Теперь эта непригодность совсем другого рода. Я хлебал с колонистами их аминореллу из одного котла. Я побратался с одним из них, и он спас меня от верной смерти. Пойми, я больше не смогу выйти на карантинную планету, оставаясь сторонним наблюдателем.
— Странно ты рассуждаешь. Как будто тысячу раз до этого ты не был в роли колониста.
— То-то и оно, что в роли. Тогда я носил личину. А тут прожил несколько суток их жизнью — по-настоящему, безо всяких прикрытий и надежды на то, что свои отовсюду вытащат. И во мне что-то перевернулось. Я увидел их совсем с другой стороны…
— А, ты наконец убедился?..
— Не только. Я понял еще кое-что. — Первый собеседник указал тростью на постамент: — Принцип Гуманности ошибочен. Прежде всего потому, что его попираем мы сами.
— Погоди-погоди. Не руби с маху. Пока Принцип не исповедуют все до одного, он и не может применяться во всей полноте. Это вытекает из него самого. Из его зеркальности.
— Нет, это ты погоди. Мораль — здание, из ее фундамента не вынуть ни одного постулата. Иначе вся она начнет соскальзывать по наклонной плоскости, разваливаясь на лету. Тот самый постулат оказался изъятым еще тогда, когда объявили несколько тысяч человек изгоями, посадили их в звездолеты и швырнули в космос, как горсть вредных отходов.