— Говорил… Что теперь будет Ромке?

— Я домой без Игорька все равно не пойду.

— Найдём.

Это заявляет Гутя.

— А домой когда попадём? Мне от батьки будет, — тянет свое Семён.

И тут Лёша не выдерживает. Он хватает Сенькину корзину и, тряхнув ее так, что едва не посыпались грибы, суёт в руки Семёну.

— Иди, дрефило!.. Никто не держит… Иди один. Но только чтобы дома ни звука! Понял?

Для убедительности Лёха подносит к Сенькиному носу кулак. Но тот уже и сам понял, что оказался в одиночестве, и пытается вывернуться.

— Да я не про то!.. Чего ты? Может, он давно дома… Может, Игорёха на дорогу вышел, и взрослые его домой привели.

— А если нет? А, ну, заблудится? — сверлит его глазами Гутя.

Ромка молчит. Он не может вмешиваться. Во всей истории больше всего виноват он.

— Пошли. Пока светло. Нечего время терять, — говорит Лёеха. На Сеньку он больше не смотрит, и тогда тот уже вдогонку кричит:

— Я домой не уйду. Я тут буду… Только вы поскорее.

— Ро-ом, ты не бойся. Мы тебя одного не оставим, — бросает по пути Лёха.

Они снова расходятся. И опять в чаще леса слышится перекличка, вторимая эхом. Ромка старается заглянуть за каждую осину, раздвигает поблекшие малинники. Он ласково, на разные лады зовёт брата. И Ромке рисуются самые страшные картины: Игорёху затянула трясина… Его утащил стервятник, придавило деревом… Ромка хорошо знает, что у них в лесу нет никакого болота и что орлы тоже водятся только в степях. Но разве сейчас ему до рассуждений?! Ромка поднимает голову и замечает, что небо уже побледнело и верхушки елей начали розоветь. И вдруг он припоминает, словно видит перед собой лицо матери. Страшное, с большими, открытыми глазами. Такое лицо у нее было, когда он, Ромка, пять лет назад провалился в старый колодец. Там оказалось совсем не глубоко, и его вытащили в ведре. Мать не била, а только так сжимала, что ему сделалось больно. Но лицо ее Ромка запомнил навсегда. Неужели ему опять, когда он придет к ночи и скажет, что потерял Игорёху, видеть, как ахнет мать?! И Ромка твердо решает умереть, но не возвращаться домой.

И вдруг он слышит, будто кто-то свистит из глубины леса. Ромка настораживается. Наверное, ему кажется. Он знает — так бывает. Но нет. Кто-то свистит. И вот уже доносится:

— Р-о-о-ма, Р-о-о-о-м-ка-а-а-а!.. Сю-у-д-а-а!..

Кто это кричит? Ромка кидается на зов. Вот он слышен все ближе. Это кричит Гутя. Конечно, он. Ромка стремится к нему напрямик. Сердце так ёкает, что даже самому слышно. Колючие, сухие ветки царапают лицо и руки, но Ромка ничего не замечает. Вскоре он уже видит небольшую поляну. Огненной россыпью горят на ней подожжённые заходящим солнцем султаны конского щавеля. На краю поляны, тоже весь красный, стоит Гутя. Он один. Но вот Гутя поворачивает лицо, улыбается и подзывает рукой Ромку.

Короткий миг — и тот возле товарища.

— Гляди, — таинственно произносит Гутя. Он показывает в траву. — Спит, а, видал?!